"Меня утомили люди. Мне надоело быть заездом, где вечно толкутся те создания, кричат, суетятся и сорят. Пооткрывать окна! Проветрить жилище! Выбросить вместе с мусором и тех, которые сорят. Пусть войдут в дом чистота и спокойствие", - читаем в новелле Михаила Коцюбинского "Интермеццо", написанной в 1908 году.
Писатель слукавил. В действительности постоянно искал человеческого общества. Работал тогда в статистическом отделе в Чернигове. Дочь Ирина вспоминает, как семья ежегодно ходила на воздвиженскую ярмарку. Коцюбинский нырял в гущу толпы, внимательно слушал разговоры между продавцами и покупателями, а потом использовал их в своих произведениях. А как только начинался сбор урожая, ехал за город, чтобы пообщаться с крестьянами. "Людей сходилось, как на собрание", - вспоминал один из них, Тарас Савуляк.
Еще одно место, где собирал материал - церковь. Хоть сам был человеком нерелигиозным. "В компании, а еще в большие праздники, ходил и в церковь, и в костел, причем там всегда пытался рассмешить товарищей. Однажды так рассмешил, что вынуждены были выйти из костела", - из воспоминаний его знакомой Марии Недоборовской.
Даже хотел пойти в монастырь. Конечно, исключительно из-за литературы. "Выезжая с женой в Крым, намеревался остаться на длительное время в горном монастыре Кузьмы-Демьяна возле Алушты, - писал. - Намеревался вступить в монастырь в роли послушника, надеть на себя подрясник, ходить в церковь, есть и спать вместе с братией. Но мне не повелось, потому что именно в тот год монастырь превратили в женский. Пропало мое намерение, пропал темат для повести, и от отчаяния я написал лишь "В грешный мир".
В 1910-ом 46-летний Коцюбинский впервые побывал в Карпатах - в гуцульскому селе Криворивня, теперь это Верховинский район Ивано-Франковской области. Следующие два лета также провел на Гуцульщине. Вот как описывал свой быт русскому писателю Максиму Горькому: "Все время провожу в экскурсиях по горам, верхом на гуцульском коне, легком и грациозном, как балерина. Побывал в глухих местах, доступных немногим, на "полонинах", где гуцулы - номоды (кочевники. - "ГПУ") проводят со своими стадами все лето. Если бы вы знали, как величественна здесь природа. Какая первобытная жизнь. Гуцулы — оригинальный народ, с богатой фантазией, со своеобразной психикой. Глубокий язычник-гуцул всю свою жизнь, до смерти, проводит в борьбе со злыми духами, населяющими леса, горы и воды. Христианством он воспользовался только для того, чтобы украсить языческий культ. Столько здесь красивых сказок, преданий, поверий, символов. Собираю материал, переживаю природу, смотрю. Слушаю и учусь".
А еще писал: "С головой нырнул в Гуцульщину, которая меня увлекла. Какой оригинальный край, какой необычный сказочный народ". Селился в хатах местной интеллигенции - учителей. Посещал похороны, свадьбы. Больше всего его интересовали три вещи: обычай семейной мести, почему гуцулы неверны в браке и каждый имеет любашку на стороне и институция кормильцев - когда старики живут на содержании молодого поколения.
Впоследствии гуцулы узнали, что гость из Надднепрянщины хочет написать повесть об их жизни. Пересказывают, как один крестьянин выпытывал:
- А правда, что вы хотите нас в книгах расписать?
- Правда.
- Не только людей, но и всякую нечистую силу?
- И нечистую силу.
- Так я приду к вам со своей женой. Вы такой старой ведьмы ни у нас, ни в округе не найдете.
Однажды поехал к учителю Луке Гарматию. Как раз умерла старая женщина - Маротчинка. На коне и с фотоаппаратами оба отправились к ее хате далеко в горах. Посещать мертвеца и сидеть возле него целую ночь до утра называлось "идти на грушку". Коцюбинский делал все то, что и люди - становился на колени, молился, зажигал свечи.
"Светился радостью, был доволен, - вспоминал Гарматий. - Когда мы возвращались, спросил, почему играют трембиты. Я объяснил, что горы большие, и это единственный способ сообщить, что кто-то умер. Солнце пригревало, и я накрывал голову руками, а он наоборот очень любил загар и показал свое тело из Крыма, загоревшее до краски "кофе" жженого. Принимал солнечные ванны. Он уже два раза был в Карпатах, но красоты такой не видел, едучи на фире вдоль Черемоша. Перейдя в село, верхом, глянув на жизнь гуцулов, в хату, в горную долину, видит то, чего нигде в мире нет. Играл старый ватаг на трембите, и голос трембиты сопровождал нас далеко аж в Кремяницу. И останавливались мы возле каждого родника, и пили добрую воду, и встречали людей, отдыхали под крестами, возле часовенок, где на полках были молоко и добрая вода. А шли мы в горы под Дронекову "круглую", а возвращались через Панькевича горную долину в выход возле Шкинды Ивана на "Кремяницу" мимо Зеленского Михаила и Федя Карабчука. И жужжали вечером разные мушки и букашки, блеяли овцы, мекали козы, порыкивала маржинка, форкали коньки, позванивали барашки. Пришли аж ночью к хате".
Загорелся идеей купить в Криворивне хату. Даже нарисовал план домика с верандой, где бы можно было сидеть и беседовать в дождливую погоду. Вокруг жилища изобразил много цветов. Они были его слабостью - друзья даже шутя называли писателя Подсолнухом. Когда работал в городе, непременно ходил с цветком в бутоньерке. А в горах собирал цветы и выпытывал о них у крестьян - обязательно у нескольких, чтобы иметь достоверную информацию.
Все обряды, прозвища, слова, явления природы, которые услышал в Криворивне и округе, Коцюбинский воссоздал в повести "Тени забытых предков". Но это было единственное его произведение из гуцульской жизни. Писателя мучили астма и туберкулез. В 1913-ом слег в больницу. Его палата напоминала оранжерею. В последних разговорах постоянно вспоминал Карпаты. "Это жило перед его глазами - леса, гуцулы, скалы", - писал его знакомый Михаил Любинский.
Комментарии