"Для ослабления советской власти изготовлял, хранил и распространял враждебную литературу. Она порочит государственный и общественный строй", — указано в постановлении на арест поэта 42-летнего Василия Стуса от 13 мая 1980-го. Через два дня литератора задержали в его киевской квартире.
Обвиняли в написании писем правозащитникам Андрею Сахарову, Петру Григоренко и Левку Лукьяненко. Антисоветскими называли стихотворения "Безпашпортний закріпачений", "Існує тільки дві форми" и "Колеса глухо стукотять".
"Видно, это за то, что присоединился к Хельсинскому союзу (Украинская общественная группа содействия выполнению Хельсинских соглашений — правозащитная организация, члены которой следили за выполнением законов. — ГПУ). Я просила:"Может, ты бы не вступал". Но напрасно, — вспоминала жена поэта Валентина Попелюх. — Мы как раз переехали. Он не успел еще перебрать и разложить книжки. К нам пришли с обыском. Мы жили в ожидании этого. Василий даже не реагировал. Через три часа закончили все переворачивать и забрали его".
Василий Стус лишь недавно вернулся из ссылки. Семь лет находился в лагерях в Мордовии и на принудительных работах на золотых рудниках в Магаданской области. Чтобы содержать семью, пошел работать в литейный цех на заводе имени Парижской коммуны, а затем — намазчиком затяжной кромки на конвейере на фабрике обуви "Спорт".
"Он самая невинная жертва. Против него вообще никаких материалов не было, — рассказывал в 1991-м диссидент Иван Дзюба. — Кроме стихотворений, в сущности, ничего. Ему светило до трех лет. Но во время допросов учли его нрав и начали накручивать. Потому что он отвечал остро и запальчиво".
Василий Стус написал заявление, в котором просил предоставить возможность знакомиться с делом с помощью "международного адвоката", привлеченного "ПЕН-клубом".
"Институт политической адвокатуры в СССР практически отсутствует, — объяснял. — На судах официальные адвокаты СССР выполняют функцию второго прокурора. А второй прокурор мне не нужен".
24 сентября 1980 года за его дело берется тогда 26-летний адвокат Виктор Медведчук.
"Когда Стус встретился с назначенным ему адвокатом, сразу почувствовал, что Медведчук — человек комсомольского агрессивного типа, — вспоминал диссидент Евгений Сверстюк. — Он его не защищает, не хочет его понимать. Не интересуется его делом. Василий Стус отказался от этого адвоката".
Через пять дней в Киевском городском суде началось рассмотрение дела. Процесс проходил в закрытом режиме. Запускали лишь свидетелей.
"Я требую, чтобы на судебное заседание имели доступ представители зарубежной и советской прессы. Также те лица, которые хотят присутствовать на судебном заседании", — заявил Стус.
Адвокат Медведчук не поддержал это ходатайство. Судья его отклонил.
"Я отказываюсь от адвоката Медведчука и вообще от любого советского адвоката. Я требую представителя из международной правовой организации", — сказал поэт. Прокурор отказал.
Заслушав обвинение, Василий Стус сообщил: "В чем именно обвиняют, мне понятно. Но виновным я себя не признаю". После этого отказался давать показания.
"Я пришел к выводу, что Стус — откровенный враг советской власти, — заявил на заседании Николай Сирык, который быдто бы встречался с поэтом в штрафном изоляторе в Мордовии. — Говорил, что украинцы хотят выйти из "оккупации" России. Предлагал вести против советской власти террористические акты".
Стус называет Сирыка провокатором, потому что впервые его видит. Медведчук не задает ни одного вопроса
"Тогда в последний раз я увидела Василия. Он был ужасно бледный, болезненный такой. Сплошной обнаженный нерв, — вспоминала суд литературовед Михайлина Коцюбинская. — Я должна была стоять к нему спиной, но непрерывно оборачивалась, чтобы его видеть. Мне делали замечания. Но я продолжала вертеться вокруг своей оси. Сказала, что я благодарна судьбе, что свела меня с этим человеком. Его нужно не судить, а поддерживать и прислушиваться к нему. Это было необычно для суда, и меня слушали минут двадцать. Что-то записывали. В зале какие-то абсолютно случайные люди были. Потом Василий спросил меня, знаю ли я начальника следственного изолятора, который его ударил. И показал на этого мужчину. Таким образом давал мне информацию. Я хотела остаться, имела такое право как свидетель. Но тот человек без объяснений вытолкал меня из зала".
Вызванная на суд правозащитница Светлана Кириченко отказалась давать свидетельства: "Я не буду отвечать ни на какие вопросы в этом суде, который Стус не признает действительным. Я буду давать свидетельства только в том суде, где Василий Стус будет обвинять, а не сидеть на скамье подсудимых".
За это суд объявил постановление, которым возбудил уголовное дело относительно Кириченко. Она получила три месяца исправительных работ и постоянное преследование.
Василия Стуса прокурор называет "особо опасным рецидивистом" и просит для него 10 лет лишения свободы и пять лет ссылки. Адвокат не возражает. 2 октября 1980-го судья объявляет о применении предложенного прокурором наказания. Подсудимый его не обжалует, потому что не верит в справедливость системы.
"После приговора Василий продекламировал "И вы не смоете всей вашей черной кровью поэта праведную кровь" Лермонотова, — вспоминает Валентина Попелюх. Ее впустили лишь на зачитывание приговора. — Он поднялся, а ему давай рот закрывать. Прямо физически. Руки один ему скручивает, а второй рот закрывает. И так вытянули".
После смерти Василия Стуса начальник лагеря застрелился
"Как раз Дмитрия забрали в армию, — вспоминает о конце августа 1985 года Валентина Попелюх, жена Василия Стуса. — Были проблемы, сделали операцию. Поехала к нему. А перед этим все вываливалось из рук. Я едва пожар на работе не наделала. Потом узнала, что Василия как раз тогда посадили в карцер. Возле сына сижу — и что-то так пусто. Планировала побыть еще, но потянуло домой. Пятого сентября утром приезжаю. У дверей вижу бумажечку. Кто-то из соседей не хотел мне говорить, а написал, чтобы пошла на почту. Там телеграмма о смерти Василия 4 сентября. Была в ужасе. Мир закрутился. Что же мне делать? Отписала: "Выезжаю. Не хороните". Начала бегать, что-то заказывать. Договорилась про цинковый гроб. Утром сдала гроб на аэровокзал и вылетела первым рейсом на Москву".
С женой поэта были его сестра Мария, сын Дмитрий и журналистка Маргарита Довгань. В лагерь в селе Кучино Чусовского района Пермской области прибыли 7 сентября.
— А где же я буду хранить его? У нас холодильников нет, — говорит им замполит лагеря.
— Как же так. Я телеграмму давала. Здесь же есть больницы, — не верит Валентина Попелюх, что мужа уже похоронили.
— У них мест нет. Все вещи и документы получите в Киеве, — отвечает служащий. Распоряжается дать машину, чтобы отвезти родных на кладбище. Им показывают могилу.
"Когда утром проходил возле его карцера, постоянно кашляну или скажу: "Доброе утро, Василий". Он ответит. Иногда не давали этого сделать. Тогда я заходил в камеру и слышал, как он ходит — греется, — вспоминал политзаключенный Левко Лукьяненко. — Четвертого сентября ведут меня на работу. Вижу, возле камеры Стуса много охраны и кэгэбистов собралось. На своем месте прислушиваюсь — не слышно шагов. Я раз кашляну, еще несколько раз. Мент подходит и говорит: "Перестаньте". Пошел на обед, а там стукач Сухов сидит и говорит, что Стус снял голодовку. Но я не верил. Спрашивал надзирателей — говорят, отправили в больницу. Двенадцатого сентября я получил телеграмму, что его уже нет. Еще через несколько дней пришел один со свидания с женой и говорит, что похоронили начальника лагеря Журавкова. Потом узнал, что после смерти Стуса впервые в истории никого не наградили. Прилетел генерал из Москвы и дал трепку Журавкову. Тогда он сам или кто-то ему помог застрелиться".
5 
35413
Комментарии