Проговаривать потери, выписывать боль, благодарить, что жив
Среди бесконечного потока некрологов и потерь этой войны мы выхватываем глазом знакомые имена, помним, печалимся. Пролистываем дальше, если это кто-то незнакомый?
Это мы пишем и говорим. Потому что мы умеем писать и говорить. Ибо это наша природа - реагировать на все писанием и говорением. Книжная фабрика, музеи, библиотеки, утраты людей от культуры. Мы говорим об этом, иначе как? Как об этом не говорить? Как об этом не писать? Это же о нас, о наших, о близком.
Но мы не говорим о сотнях других разрушенных, разбомбленных и убитых. Мы говорим о замученном Владимире Вакуленко, на которого не обращали внимания годами, но молчим о сотнях других. Или нет, не молчим. Так и называем их - другие. Удар по пиццерии в Краматорске. Мы говорим о Вике Амелиной, но не говорим о 12 других. Ибо они другие. Не наши. То есть все наши, конечно. Но не настолько, чтобы о них все время говорить.
Мы будем говорить и писать о наших, потому что умеем говорить и писать. И из-за нас их - наших - не забудут. Именно мы храним о них память. Но забудут других, тех, о ком не пишут
Мы будем говорить и писать о наших, потому что умеем говорить и писать. И из-за нас их - наших - не забудут. Именно мы храним о них память. Но забудут других, тех, о ком не пишут. Их близкие не умеют писать, не умеют говорить, а умеют молчать и проглатывать боль. Тихие трагедии. Маленькие семейные раны. Безликий далекий траур.
Вчера мне послали видео, где мой товарищ завозит пацанов на позиции. Взрывы, вздымающийся дым, огонь, снова взрыв. Снова взрыв. Нервное и страшное видео. Я его десять раз пересмотрел. Пикап (кстати, спасибо, вместе на него собирали) - уехал. Пострадал, но уехал. И это одна позиция из тысяч. Один пикап из тысяч. Одна группа из тысяч. Что-то сухое, неинтересное, статистическое. Остальные, не наши. О которых не будут писать, о которых не будут говорить. Ежедневно, ежеминутно - взрывы, вздымается дым, огонь, снова взрыв. Снова взрыв. Нервно и страшно. Вдоль 1500 км страшно. Вдоль почти 4000 км нервно. Но там другие. И мы, умеющие, о них не будем писать и не будем говорить. О каждом из них. О каждом событии, о каждом боевом столкновении, обстреле, ранении, смерти. Время от времени будут возникать упоминания, некрологи, но скроем дальше - не наши. Не будем писать, не будем говорить, не вспомним.
Так есть. Мы такие. Пишем и говорим о тех и о том, что наше. Но говорить и писать умеем только мы. И только мы определяем фокус нашего (общего) внимания. И только мы способны увековечить. Сотни трагедий каждый день, но мы выбираем нашу, и выделяем ее из других, вынося на пьедестал.
С чем поздравил меня Худяя? С тем, что я не стал этим "нашим", о котором будут писать и говорить. А писали бы о семи других, которые тогда были со мной? Говорили бы? Тихий траур, далекие другие
Сегодня утром Худя послал мне поздравления. И фотографию - как открытку (разве может в такой красоте быть столько смерти и страха?) - оттуда, откуда ровно год назад мы вышли. А теперь вот - поздравляем друг друга. С чем поздравил меня Худя? С тем, что я не стал этим "нашим", о котором будут писать и говорить. А писали бы о семи других, которые тогда были со мной? Говорили бы? Тихий траур, далекие другие.
А все же - хорошо, что есть те, кто умеет писать и говорить. И что могут хоть кого-то, хоть что-нибудь увековечить. Выделить. Отчеканить. Вынести в большой мир. Было бы хуже, если бы обо всех - о наших и о других - никто ничего не писал и не говорил. Большая серая трагедия, глевкая масса боли и страданий, список мелким шрифтом никому не известных, никому не нужных, обреченных на забвение. И хорошо, что забудут не всех. Но и не все будут помнить. Так есть. И это ок. Хоть и хотелось бы знать и помнить всех.
Всех наших и всех остальных, котрые тоже наши.
Комментарии