"Сделали защитный круг и били" - киборг рассказал о последних боях за ДАП

6

На тот момент уже упала диспетчерская башня аэропорта, не удержала активного огневого штурма россиян. Тогда ранило много ребят и их надо было кем-то менять. Нас собралось 20 добровольцев. Ждали команды, чтобы высунуться. Ночью дали "зеленый свет" и мы начали грузиться на МТЛБ (бронетранспортеры - Gazeta.ua), чтобы отправляться в аэропорт.

2 машины не могли вместить всех. Поэтому один из нас - Дмитрий, не поехал. Третья "эмтэлбеха" поломалась, всем пришлось потесниться. К тому моменту на аэродром попадали через посты московских бандитов, нам же пришлось прорываться по-боевому.

Когда продвигались в аэропорт, было очень страшно. Различные мысли лезли в голову вроде: "Если ракета или мина попадет в нас - никто уже не вылезет. Но слава Богу, доехали благополучно".

Наши позиции находились на 2 и 3 этажах терминала. Первый этаж был забаррикадирован. Меня сначала поставили на позицию "Кондор", а позже перевели на "Калитку", которая располагалась возле "Ромео". Должен был перекрывать доступ к третьему "рукаву". Ведь после того, как часть терминала обрушилась, оккупанты могли проникать в этот квадрат.

Вообще на тот момент не ожидал, что будет какое-то наступление или активные бои. Хотел этого, но ничто не предвещало такую ​​ситуацию. Большинство из тех, кто зашел со мной в аэропорт, были необстрелянные ребята. Мы стояли в Песках на третьей линии. На первых позициях были ребята из ДУК "Правый сектор". Там муха мимо них не проскакивала.

Первый день прошел спокойно, если так можно сказать. Периодически постреливал танк, работало автоматическое оружие. Я отдежурил 2 часа, 4 - отдыхал. Шел на кухню или так называемый штаб, который находился в одной из комнат на 2 этаже. Ребята разогревали тушенку на сухом спирте. Я никак не мог ее проглотить. Ел печенье и сгущенное молоко.

В ночь на 15 января проснулся от страшного грохота. Все бегали, кругом стояла пелена из пыли. Оказалось, что танк попал прямо в наш штаб. Когда все успокоились, увидел в стене большую дыру.

Вечером сидели компанией, но не употребляли алкоголя. Составляли план, как "выкурить" боевиков из 1 этажа терминала. Поэтому о празднике почти никто не вспоминал. В ночь на 15 января приехал начальник штаба батальона с позывным "Араб". Получили некоторые указания, он забрал людей, которые уже находились две недели в аэропорту. И поехал. А у нас началось самое интересное.

Ночью во время дежурства произошел один случай. Мог закончиться трагично, но все получилось комично. Я стоял на посту с собратом, Кушнир его фамилия. Мы его называли "Таклбери" - как героя одного из американских фильмов, который любил иметь много оружия. Так и мой приятель любил это дело.

Я осматривал территорию тепловизором, чтобы никто не подошел к нам. Друг время от времени бросал по терминалу ВОГи (гранаты - Gazeta.ua). Я спросил, почему он это делает? Ответил, что для профилактики. Во время очередного выстрела одна из гранат поднялась слишком высоко. Не улетела в сторону оккупантов, а попала в потолок над нами. Мы упали на землю, ждем взрыв. Полежали 2 минуты, однако ничего не происходило.

Поднялись с земли,увидел, что ВОГ лежит возле нас и светится. Очень повезло, что граната отсырела, поэтому никто не пострадал. Тогда я первый раз поблагодарил Бога, что все в порядке со мной.

На тот момент думали, что уйдем 2-недельную ротацию и вернемся домой киборгами. Но именно 15 января начались непонятные для нас действия. С правой стороны терминала начался активный обстрел из танков. Оккупанты так обнаглели, что стреляли прямой наводкой.

Мой ротный, который находился на остатках диспетчерской башни, передавал координаты вражеской техники артиллеристам. Однако именно тогда в "богов войны" произошла ротация и они находились в "космосе". Стреляли далеко от целей. Информация артиллеристам попадала через штабы, возможно, ее передавали уже неточной. Поэтому помощи было неоткуда ждать.

Московиты начали прорываться в направлении позиций "Кондор" и "Дракон". Мы видели, как вблизи нас уже падают стены. Все светится от взрывов артиллерии.

Следующий день они постоянно наступали. Продолжались ожесточенные внутренние бои. Мы видели, как московские бандиты бегали, забросали к нам гранаты. Отвечали им из автоматов, гранатометов. Тогда появились первые убитые.

Их гранатометчики стреляли прицельно. Меня раза четыре выбрасывало с позиции взрывной волной. Один из наших бойцов почти не реагировал на их атаки, воевал, не прячась. Граната прилетела в него. Он упал с головы текла кровь, но был жив. С Виталиком на позывной "Турист" положили его на "шнурки" и начали оттягивать.

На тот момент 3 этаж уже был захвачен террористами. И они через дыры в потолке забросали нас гранатами. Мы тянем раненого друга, а повсюду взрываются гранаты.

Принесли его в штаб, где работал врач Игорь Зиныч с позывным "Псих". Он начал осматривать раненого. Я подошел к компании ребят, которая сидела и пила коньяк. Так мы пытались снять стресс и усталость. Взял от них бутылку, глотнул немало жидкости и побежал на свою позицию.

Там увидел телефон, который лежал на полу и светился. Его потерял раненый. Посмотрел на экран и увидел, что звонит мать этого парня. Наверное, чувствовала что-то. Вернулся в штаб, но боец ​​уже лежал мертвый. На тот момент не было времени раскисать, положил телефон у тела и вернулся в бой.

Все произошло утром 16 января, их атаки дали результат. Нас было мало, а они лезли отовсюду. Российский танк завалил небольшое здание возле терминала. И они по этим развалинам поднялись на третий этаж.

Через вышеупомянутые дыры начали запускать к нам газ. Он разъедал глаза, не давал дышать. Все начали сходиться в одно место - зал площадью 50 "квадратов". Туда газ не поступал и все прибегали подышать свежим воздухом.

Снял шлем, у меня началась паника. Не понимая, что делаю, выбежал на улицу. Спрятался в одной комнате и здесь по взлетной полосе начала работать их артиллерия. Осколками крошили все кругом. Лег на землю, побратим из роты лег на меня и начал собой прикрывать от осколков. Поскольку я был без шлема, он пытался защитить мою голову. В тот момент что-то просвистело и раздался сильный взрыв. После него нас просто потянуло по полу к стене.

Только открыл глаза, рядом разорвалось заряд из ручного противотанкового гранатомета. Кусочки стены поцарапали лицо.

Не знаю. Сильная контузия, у моего спасителя тоже. Однако следующие два дня не разговаривал ни с кем. Упал в страшный ступор и не знал, как жить дальше.

Однако на этом острове жизни, куда прибежали все ребята, война продолжалась. До двух ночи отстреливались. Забаррикадировались, сделали защитный круг и били. Одни постоянно набивали магазины, в том числе я. Другие стреляли. Была еще третья смена бойцов, которая чистила оружие. Ведь от неустанного стрельбы оно отказывалась работать и "горело" в руках.

Очень много было убитых, раненых. Ребята падали один за другим. И всех их спасал "Псих". Он забрал у нас все медикаменты и работал.

В ночь на 17 января к нам прорвались 2 "МТЛБ". Приехали несколько парней. Одну из машин подвели, водителем в ней был мой друг Володя (Владимир Трух из Гусятинского района Тернопольской области - Gazeta.ua). Когда его извлекли, он уже был без руки и имел раненую ногу. Экипаж другой МТЛБ убежал, не остался с нами.

"Псих" перевязал руку Владимиру, уколол обезболивающее. Всю ночь он кричал, стонал. Утром посмотрел - он уже был мертв.

Все тогда работали на инстинктах. Отбивались чтобы жить. Большинство ребят звонили домой и прощались с родными. Я тоже позвонил, сказал, что у нас сложная ситуация.

К нам в ночь на 18 января пробился бронетранспортер с 10 бойцами. Только начали выходить из машины, как россияне открыли огонь и 2 из них убили сразу. Удалось загрузить туда немного раненых, взяли тело друга.

Все остальные просто ждали и отстреливались. Нам обещали, что скоро придут танки и помогут, но никого не было. Утром 19 января было немного спокойно, нам сказали, что идут переговоры на высшем уровне. Однако где-то в обед террористы первый раз взорвали терминал. Они попытались штурмовать, но мы отбили их.

Меня на тот момент уже "отпустило". Бегал везде, подбадривал ребят, строил баррикады. Сейчас трудно объяснить тогдашнее состояние умными словами.

20 января сидели с ребятами. Я говорил им, что россияне взорвали терминал у нас и могут быть под нами. Ребята говорили, что в нашу комнату нет доступа. Как-то так спокойно все себя чувствовали. Сделал кофе, выпил ее, закурил сигарету и сел под колонну. В тот момент раздался сильный взрыв. Не понимал, где нахожусь, живой или мертвый? Кругом поднялась такая пыль, что видимости никакой не было. Сидел в шлеме, по голове стучала штукатурка и все, что кружило в воздухе.

Когда пыль немного упала, я и еще 10 или 12 ребят остались наверху и не полетели вниз. Они, как и я сидели под стенами или колоннами. Увидели, что все перекрытия от взрыва разломило пополам и все упали вниз. Потянули за собой бойцов, которые находились посредине. Стоячими остались только колонны.

Нашел в себе силы по этой колонне спуститься в терминал и отстреливаться. Оккупанты снова начали подходить, я видел вспышки от автоматов и бил туда. Все, кто был жив и мог стрелять, отбивались от врагов.

Боевики взорвали терминал около шестнадцати часов. Под завалами оказались десятки наших ребят. Они кричали, плакали, стонали. Пока было светло на улице, пытались извлечь их.

Ночью, я занял позицию, чтобы обороняться и прикрывать тыл. Сил уже не было. Каким-то чудом нашли уцелевший тепловизор. Я наблюдал за периметром, засыпал. Если видел белые пятна вдали, стрелял. По колонне стекал конденсат. Подставлял каску, чтобы собралась хоть какая-то вода и мог попить. Никаких продуктовых запасов уже не было.

В то время под завалами умирали ребята. Их крики рвали душу. И мне уже было все равно, что будет дальше. Умру или буду жить. Только жаль было, что все так быстро закончилось.

С моей роты в живых осталось только 3. Я, Артем и еще одного парня мы извлекли из развалин. Ему бетоном перебило ноги. И он всю ночь кричал. Игорь Брановицкий, которого позже расстреляет главарь боевиков "Моторола", перевязал ему раны, облегчил немного страдания.

Когда в очередной раз проснулся от холода и различных ужасающих мыслей, мне сказали, что несколько наших пошли в направлении своих позиций. Чтобы приехать потом уже машиной. Хотя утром 21 января к нам прорвался разведчик с позывным "Рахман" (майор Андрей Гречанов - Gazeta.ua). Однако он повернул не туда, куда нужно.

Взлетная полоса стоит выше, а у нее какая-то "парковка", типа цокольного этажа. Именно туда упала его МТЛБ. Россияне поливали ее огнем из всех видов. "Рахману" удалось спастись, однако 2 ребят, которые были в машине, погибли. Это была наша последняя надежда и она рухнула.

В отчаянии махнул рукой на все и просто ушел спать. Когда проснулся, сказали, что наши пошли на переговоры с оккупантами. В тот момент к нам подошли 2 оккупанта так называемого батальона "Спарта". И начали говорить, чтобы мы сдались. Мол, наш старшина договорился обо всем. Нам дадут медицинскую помощь и не будут убивать.

Я спросил друга: "Что будем делать?". Он говорит, что у нас есть 2 выхода. Сдаться или стреляться. Второй выход не самый правильный. Если террористы услышат выстрелы, могут нервах пленных перестрелять. И мы решили сдаваться.

До конца неясно было. Совсем недавно стрелял во врагов, а теперь стою у них и они разговаривают со мной. На первых порах оккупанты вели по-человечески. Наших раненых забрали в больницу. К нам обращались с уважением. Восхищались героизмом, говорили, что нас скоро обменяют. Потом нас перевели в старого терминала, где снималось видео.

Погрузили в машину и вывезли в многоэтажки. Там обыскали, проверили документы. Это уже были люди "Гиви".

Игорь Брановицкий сказал, что имеет право с ним не разговаривать. "Гиви" это разозлило и он начал бить его со словами: "Я тебя сейчас зае..ашу"!

После того дали воды, перевязали раны и отправили в Донецк. Привели в штаб и там начались моральные издевательства. Ругались, требовали стать на колени.

Хотя одного бойца, который постоянно находился с нами и имел перебиты ноги, перенесли в "скорую" и отправили в больницу. Я еще поддерживал ему конечности, ведь они держались на коже.

Потом забрали документы и повезли на базу "Моторолы". Туда пришел Захарченко и рассказывал, которые мы нехорошие. Говорил, что мы не киборги, а "гробики". Мол, если читать слово киборги с конца к началу, то получается совсем негероически. Под конец он что-то сказал на ухо охраннику и нас повели в подвал, где находился тир.

Нас расставили лицом к стене и начали перезаряжать оружие. Кричали, чтобы мы молились, ведь это наши последние минуты жизни.

Тогда думал, если меня убьют, то тело отправят домой. И оно не исчезнет под завалами. Однако это была обманка, психологическое давление. После этого шоу с оружием нас начали бить. Трубы, табуретки использовали при пытках. Только лицо не трогали, чтобы потом на камеру показать. Мол, целы они.

В конце положили на землю, развели ноги и изо всех сил армейским ботинком били в пах. Это ощущение боли не передать. Однако мы оставались живы. А над Игорем Броневицким издевались по полной.

Он показал пренебрежение к "Гиви", поэтому оккупанты мстили. Его били всей толпой, пришли какие-то женщины, тоже били. Одна из них просто издевалась над ним. Какая-то из этих нелюдей привела мальчика лет 11. Он стоял и смотрел, как пытают нашего воина. Игорю переломали все тело, он едва дышал.

Тогда пришел "Моторола" и начал кричать на этих уродов, чтобы не трогали нас. Он говорил, что надо было в терминале с нами воевать, а не в подвале. Нам принесли сигареты, еду. Тогда "Моторола" показал на Игоря и спросил, что с ним. Охрана ответила, что ему конец. Тогда боевик вытащил пистолет и застрелил Брановицкого. На глазах у всех.

Нас перевели в помещение СБУ. Там оказывали помощь, перевязывали раны, которые мы получали во время избиения. Хотя в своих документах они писали, что раны полученные во время боев в ДАП.

На следующий день, перед тем, как провести "парад пленных", отдавали наших убитых. За ними приехал какой-то украинский полковник. Во время "парада" нас водили по городу. Дончане плевали в бойцов, бросали яйцами, выкрикивали оскорбительные слова.

Я был жив и это главное. Но впереди ждал неприятный сюрприз. На моей странице в социальной сети нашли фото, где я стою из снайперской винтовкой. Подумали, что я снайпер и начали пытать. Я им говорю, что у меня есть переписка в сообщениях, где указано, что я простой водитель. Оккупанты сказали, чтобы я дал пароль от аккаунта. Там они нашли подтверждение, что я не снайпер.

Но им удалось прочитать сообщение знакомому, где я писал, что все женщины в Донецке - проститутки, мужчины - алкоголики. И их всех нужно депортировать в Россию.

Они одели мне мешок на шею, и началось. Копали, били, толкали, бросали. Затем привезли в подвал СБУшный и забросили туда, как мешок. Последующие дни просто допрашивали, почти не били. Там были пленные украинцы с Иловайска. Они выполняли различные работы, в том числе готовили еду. Так получилось, что побратимы нас кормили.

Это было неожиданностью. 24 января 2015-го нас привезли до российского журналиста Сергея Жука. Он показал видео, которое записал мой отец. Сказал, что это единственный человек из мирной Украины, который волнуется за пленных. Больше никакой реакции он не слышал. Затем показал пальцем на меня и сказал: "У него появился шанс попасть домой".

Этот журналист и придумал всю клоунаду с украинскими журналистами. Которых должен был привести мой отец. Чтобы показать, что они якобы готовы к сотрудничеству по обмену пленных и так далее.

Приехал папа, журналисты. Их вели Донецком, показали, как живут военнопленные. Затем в кабинете Захарченко разговаривал с отцом. Позвали меня. Он нес бред. Вроде, в Днепре безымянное кладбище, где хоронят украинских воинов. Которые нашей власти ненужны и так далее.

Зашли журналисты, Захарченко сказал, что я последний, кого он так просто отпускает. Мы ночевали в отеле. Я очень волновался, чтобы какой-то наш снаряд не прилетел. Иначе могли всех расстрелять. На следующий день нас вывезли за пределы Донецка. Только тогда почувствовал, что все для меня закончилось хорошо.

Долгое время не хотел видеть никого из своего батальона и вообще армии. Считал, что они нас бросили там. Чуть позже узнал, что танки ехали к нам, но застряли под мостом. Однако это не уменьшает боли потерь и пережитого. У одного из друзей целой осталась только рука, ее похоронили. А сколько таких пропавших без вести? Я уже не говорю о десятках бойцов, погибших под завалами.

Наши пленные разбирали потом завалы. Они видели остатки бойцов. Кого не могли вытянуть, закладывали взрывчатку и взрывали. От тела ничего не оставалось.

Есть несколько факторов. Поддержка близких - они звонили, спрашивали, ничего ли не нужно. Один из таких моментов надолго запомню. Мне позвонил волонтер Иван Иванков с Копиченець. Это было 19 января, Украина праздновала Иордан. Спросил, что мне нужно. Я сказал, что все в порядке и сообщил новость о гибели Владимира Труха.

Как потом мне Иван рассказывал, он сообщил эту новость людям и расплакался. Иван передал родственникам эту страшную весть. Мне звонит брат Володи и спрашивает, правда ли это. Я думал, что им сообщили. А получилось так, что я стал первым, кто передал эту трагическую новость.

После этого меня молились во всех церквях, даже за рубежом. Эта молитва оберегала меня.

Когда был на полигоне, мать передала молитву, которая была записана на листке бумаги. Она вместе с иконкой Зарваницкой Матери Божьей находилась со мной постоянно. Я носил ее, но не обращал внимания. Только в плену, когда нас заставили выворачивать карманы, нашел это письмо. Оккупанты, увидев, что всередине иконка, вернули ее.

Сидя в камере, открыл молитву. Это была молитва Иисуса Христа. В ней писали, кто эту молитву носит, говорит о ней или молиться, никогда неожиданно не умрет. И никакие трудности ему не страшны.

Как теперь не верить в силу молитвы? Господь провел меня через такие трудности...