Страшная коробка с коронками. Вспомните, где вы уже видели это
В свидетельствах узников лагерей смерти во время Второй Мировой войны
Меня не отпускает увиденная сегодня коробка с золотыми коронками, зубными протезами людей одной деревни в Харьковской области. Эти "находки" одного из застенков российских оккупантов. Я уже видела это. И читала об этом. В свидетельствах узников лагерей смерти во время Второй Мировой войны.
А еще меня не отпускают слова российского психолога Марины Мелия, симпатичной и очень рассудительной женщины, которая занимается украинскими беженцами в Москве и относится с пониманием к тем, кто пишет возмутительные комментарии по поводу ее работы, потому что добро должно быть вопреки всему, как и милосердие.
Она, конечно, не выдрала ни одного зуба, ее не было в деревне. Но Марину очень беспокоит слово "оккупант"
Она, конечно, не выдрала ни одного зуба, ее не было в деревне. Почему же я ее вспомнила в этом контексте? В частности, потому что Марину беспокоит слово "оккупант": "Стоит назвать человека оккупантом, это уже не человек, его можно ликвидировать, это такое расчеловечивание, с такой радостью об этом говорят, с таким апломбом, жутко становится!"
"Терминология второй мировой войны – страшно".
Страшно – не терминология времен Второй мировой войны. Страшно – это оккупация, застенки, коробка с вырванными зубами
Страшно, Марина, не терминология времен Второй мировой войны. И вполне конвенционное слово "оккупант" – это не о дегуманизации. Страшно и о дегуманизации – это оккупация, пыточные в оккупации, это коробка с вырванными зубами людей. В традициях пыток и подходов нацистов Второй мировой войны. Вот это страшно.
Но если откреститься от коллективной ответственности и цитировать Виктора Франкла: "И среди нацистов были порядочные люди, и среди узников Дахау – подлецы", – можно впадать в ступор от слова "оккупант" и воображать, что эти коронки принадлежали какой-то местной падле. То и делом.
Комментарии