Мушки-зрадофилы никогда не будут счастливы. Для них безвиз – пузырь с носа

Сочувствие – это неприятность, которую не хотел бы никогда испытать

Помню львовский аэродром в 2013 году, когда я отправлялся в тур Австрией, Германией и Швейцарией. На табло было просто грустно смотреть. Жалкое количество рейсов. Грусть и печаль. В зале ожидания почти пусто. Полно свободных скамеек.

То, что видишь сейчас, впечатляет. Множество рейсов и толпа народа. И эти массы народа, которые прибывают к нам из-за Збруча, чтобы стартовать со Львова в Европу, - это тоже впечатляет. Добавим сюда переполненые поезда Интерсити в Перемышль и обратно. И везде молодежь, молодежь...

Словно открылся закупореный рог изобилия, в котором до сих пор все эти люди были заключены, а сейчас рванули в миры. И большинство летит лоукостами, а это значит, что в основном только туда и обратно, без чемоданов, - пишет Юрий Винничук для издания "Збруч".

Вот молодые люди - на уикенд в Гданьск! Просто погулять. Не мажоры, не крутые. Обычные. А те летят во Вроцлав с тем, чтобы еще и Дрезден навестить. Среди зимы толпы народа летят в Египет, в Эмираты, в Турцию... И тоже на вид обыкновенные граждане.

То же самое я видел летом на аэродроме в Ряшеве. Куча львовян. Немало знакомых, или незнакомых, но моих читателей, здороваются со мной, обмениваемся репликами, кто куда: в Афины, на Корфу, еще куда-то в теплые края... Уже мало нам львовского аэропорта, подавай Жешув, Краков, Варшаву, Катовице... Самолетов не хватило!

И я, грешный, тоже вылетал из всех этих городов. Причина проста, как дышло: летишь на отдых с поляками - имеешь 90% гарантию, что не будет там козломордых. Хотя, конечно, нигде от них не спрячешься, и нет гарантий, что эта баба, которая визжит на весь пляж: "Ма-а-аша я тебе картошку принесла!", не наша нацменка. Маша в море, в шапочке, море выталкивает ее 150 кг живого веса на надувном матрасе. Она не слышит. А баба дальше визжит, ибо обе руки заняты, потому что у обоих по тарелке картофеля-фри, а догадаться положить их на лежак баба не может. Но нет, нет уверенности, что это козломордые с Козломордии.

Э-э, таки множество изменилось за эти годы и годы...

Прошло то время, когда я тащил из-за рубежа разнообразные вкусности, потому что все у нас есть. Что я вез? В первую очередь, сыры и вина. Но сыры у нас уже не хуже. Правда, иногда цены меня удивляют, потому что если я в Италии и Испании на ярмарках покупал роскошные сыры за 8-10 евро за кг, то почему должен платить 20 и больше за наш сыр? С винами то же самое. Но по крайней мере я уже вина не вожу в таком количестве, как раньше, потому что есть и у нас большой выбор. Хоть и не нашего.

А вот в 1998 году, уезжая в Болгарию, я прихватил 10 пятилитровых пластиковых канистр, упаковав их в гигантские клетчатые сумки. На границе румынский таможенник спросил на русском, зачем мне эти канистры. Я гордо ответил: "Доктор бабушке приписал морскую воду". Он едва не удавился со смеха. А назад я привез 10 канистр вина.

В 2000 году из Америки я вез два больших чемодана набитых - не поверите! - китайскими чаями, китайскими рисовыми макаронами, калифорнийскими винами в 5-литровых пачках, всевозможными приправами и различными кухонными причиндалами, на которых я тоже помешан. Там была замечательная терка, мельницы для перца и грубой соли, ножи, но самое ценное достояние, которым я больше всего рад - это скребок для картофеля или для любых овощей и фруктов с плавающим лезвием. Нет, не говорите, что и у вас есть такой. Такого вы не имеете. Он уникальный. Изготовлен в Китае, стоит 7 долларов. Но к нам таких скребков не возят.

А еще я тогда привез двухлитровый слоик маслянки, купленной в Филадельфии на рынке в амишей, которые, как известно, отказались от достижений техники. Их маслянка мне так понравилась, что я захотел той вкусностью поделиться с любимой. Получилось, как в рассказе О. Генри, где молодая жена пожелала среди зимы персика. Мужчина без слов бросился на поиски персиков, но везде ему предлагали только апельсины. Наконец, пережив кучу приключений, он добыл персик, принес его, а жена: "Дорогой, разве я просила персик? Я бы охотнее съела апельсин!". Словом, маслянку я выпил сам.

А, ну, как мы уже при маслянке, то из Польши я давно уже ничего не вожу, а вот маслянку всегда. Ибо нет у нас натуральной, только с ароматизаторами.

Ну, а позже, когда я снова летал в Америку и Канаду, я уже ничего такого не вез, потому что все уже было у нас. Кроме скребка. Его я все-таки покупал, надо было обеспечить ним еще и дорогую семью.

В 1989-м спросил меня в Торонто один человек, который выехал туда еще во время войны: "Скажите мне... Вот я приготовил пачку для семьи - рис, сахар, мыло, потому что там у вас того ничего нет. Что еще послать?".

Я говорю: "У нас все есть, но надо доставать. Лучше передайте им деньги, они то все мешками закупят". Он удивленно посмотрел на меня. Не знаю, послушал ли.

А, однако, есть люди, которые добрым словом вспоминают жизнь при совке. А есть такие, которые считают, что сейчас наступил у нас голодомор. Хотя еще никто с голоду не вспух. И обязательно вспомнят о тех, кто копается в помойках.

Но нет такой страны, где бы не было людей, которые бы не рылись в помойках. Видел я их в Америке, и в Швейцарии, и в Греции, и в Италии... На Корфу свалки были переполнены, а мусор вокруг в радиусе метров пяти разбросано. Мы еще шутили: Ого! И здесь Садовый напакостил?

В Праге и Цюрихе слоняются те же опущены алканы, как и у нас. Просто есть тип людей, которые нигде ни при каких условиях не будут работать. И на это не влияет экономический уровень жизни в стране.

А есть люди, которые работают, но не хотят вокруг себя ничего менять. Они всегда будут недовольны. Это неисправимые мушки-зрадофилы, которые никогда не будут счастливы. Для них безвиз - ничто, пузырь из носа, потому что у них и так нет денег, чтобы уехать. И не будут иметь, потому что приросли к своему креслу и не рыпнуться.

Что же, я мог бы тоже оказаться на их месте. Имея филологическое образование, мог бы учительствовать. При совке я получал бы от 80 до 120 руб., впоследствии немного больше. Но я посчитал, что эти деньги я могу заработать значительно проще, а потому никогда не преподавал. Я работал художником-оформителем, тратя на труд ежемесячно от силы неделю. А потом, когда смог публиковать статьи, то и это занятия кинул, потому что статья в журнале стоила не меньше, а часто и больше. А тратил я на нее день.

Я никогда в жизни не жаловался на какие-то свои проблемы, потому что всегда верил, что они пройдут. Я всегда чувствовал себя счастливым. Никогда не делился своими проблемами с людьми, которые не могут дать ничего, кроме сочувствия. Потому что сочувствие - это действительно неприятность, которую не хотел бы никогда испытать. Как можно сочувствовать счастливому человеку?

Перепечатывается с разрешения издания "Збруч"