Кто служил в армии, знает, что такое учебный батальон, или учебка, где все бегом, а то, чем салаг пугают, тоже бегом — кросс 10 км., полная боевая выкладка. Для связистов это самое сложное. Мы же здесь не для того, чтобы бегать, нас треть — с плоскостопием, зато у нас якобы варит голова. В армии нас дразнят "Военные пчеловоды", за эмблемы — как пчела, которую шандарахнули мухобойкой. Эмблему-пчелу зовут еще мандавошкой, и после кросса мы все похожи на ту пчелу.

После кросса взошел месяц, а мне когда-то, чтобы стать лунатиком, нужен был полный месяц и устать. Наша казарма — три кубрика: дальше всего мой взвод, ближе к выходу — второй и первый. Кровати во всех кубриках стоят одинаково. А поскольку ты лунатик, то можешь проснуться потом где угодно.

Вставал ли той ночью, не помню, а таки вставал, потому что когда скомандовали "Ррота-падъ-ем!", я вскочил, засунул правую ногу в сапог, а там уже была левая нога другого солдата. И то не мой сапог и не мой кубрик, просто кровать стоит так же. Ночью я упал туда, и солдат не проснулся, а теперь мы надеваем один сапог на две ноги.

Рота, сто двадцать душ, уже стоит в две шеренги перед нами и ржет.

В то мгновение я полюбил свою роту

Наш сержант Сережа Мильченко, между прочим, настоящий азиатский казах, не смеялся. Он скомандовал всем "Атставить!", а нам: "Вы, луноходы, в строй бегом!". И все. Может, он вспомнил свой первый кросс, а, может, и не такое здесь видел. Это было мгновение, когда все без слов понятно сразу всем. Нас с тем солдатом потом ни словом не дразнили, хотя могли бы. В то мгновение я полюбил свою роту и понял, что когда-то мне ее не хватает.

Через двадцать лет я приехал туда. Казарма стояла на месте, но была уже не армейская, а милицейская. А как это бывает в них, я не знаю.

×