Моя кума намного младше меня. Она журналистка, и ей удобно, что у нее есть я: у меня можно узнать мнение старшего поколения о том или ином. Вот вчера она спрашивает:
— Кум, что вы делали в эти же дни, но в 1960 году, когда Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН и показывал Кузькину мать американцам?
Мне стало тепло в животе от такого вопроса. Он возвращал меня к нашему старому саду, где я тогда еще маленький, по-видимому, собирал орехи в опавших листьях, а мать с бабушкой выбирали свеклу на огороде.
— Но Хрущев с ботинком! Как вы к этому относились, что люди говорили? — настаивала кума.
Я ответил, что ничего не говорили, потому что просто не знали об этом. Кума не поверила:
— А телевизор?!
Если мало соберем, то будет война
Слово "телевизор" подействовало неожиданно сильно, мне показалось, будто я стал дождем и падаю с неба на наш сад в ту же самую осень.
— Что с вами? — спросила юная кума, которая теперь была старше меня.
Мне стало стыдно: а вдруг она будет смеяться с того, что мы жили без телевизора, потому что нас электрифицировали только через четыре года. Но даже если бы он и был, то вряд ли показал бы именно то, о чем она сейчас спрашивает. Я почувствовал необходимость оправдаться и сказал:
— Зато я хорошо помню Карибский кризис!
Кризис начался именно из-за Кузькиной матери. Вновь была осень. Учительница сказала нам, третьеклассникам, что уроков не будет, пойдем собирать колхозную кукурузу, и если мало соберем, то будет война. Мы тихо плакали и собирали кукурузу. Тот день я хочу возвратить назад, хоть каким бы неутешительным он ни был. Кума поневоле помогла мне в него вернуться, и я почувствовал благодарность. А она спросила, что было дальше. Я сказал, что война, кажется, так и не началась. Если я ничего не перепутал.
Комментарии