Случается, что хочется кого-нибудь дальнего и чужого пожалеть. Именно чужого, потому что жалеть своего — обременительно для души. А чужого — как раз то, что нужно, это оставляет на сердце светлую грусть без лишних примесей.
И вот тогда я вспоминаю, среди других, деда Безкакошку. Я ходил в школу, когда он был уже очень стар. О происхождении его чудного прозвища рассказывали такое. Когда он пришел из армии, то старался говорить только по-пански, как у нас говорят. Он был, конечно, тогда еще не дед. И вот мать просит его, чтобы он пошел посмотрел курицу. Или еще говорят — пощупать курицу. Это делается, чтобы знать, снесется она сегодня или нет. Он сделал это, вернулся и хотел сказать, что курица без яйца. Но, по-видимому, армейская служба сделала его слишком чувствительным к физиологичным значениям отдельных слов, которые нельзя говорить при матери. И он высказался уж слишком по-пански: "Мама, э та курица без какошка!" То есть попытался сгладить впечатление от сказанного. После того и прозвали его — Безкакошка.
Здоровкаешься с ним, а он молчит
Когда я застал деда на свете, он был уже немощен и глух. Вот идешь из школы, он стоит у своих ворот. Здоровкаешься с ним, а он молчит, только смотрит на тебя совсем детскими голубыми глазами, влажными и такими печальными, что дед напоминал какое-то существо, которое и в самом деле потеряло яйцо.
Не знаю, может, то навеяно именно этим впечатлением, но воспоминания о его печальных глазах мне хватает, чтобы пожалеть и деда, и то время, которое прошло вместе с ним. Теперь уже никто никому не придумает такого прозвища, потому что все мы одинаково научились говорить по-пански. Не то чтобы лучше деда Безкакошки, но уже некому над тем смеяться. Теперь смеются уже над теми, кто раньше над этим смеялся.
Комментарии
6