Двадцать лет назад я заканчивала десять классов. Помню, вечером 29 апреля возвращалась домой из гостей. Цвели каштаны. Но в воздухе пахло почему-то не весной, а сгоревшей кварцевой лампой. Позже сообщили — взорвался Чернобыль.
На последнем звонке казалось, что за окном война. Школа опустела. Всех вывезли на оздоровление подальше от Киева. А мы сдавали семь экзаменов и пили каберне. Потом поступали в вузы, а родители, как взрослым, наливали красное вино. В то лето в столице не было детей, только мы — выпускники и абитуриенты.
Первый серьезный материал я написала о Чернобыле — о детях зоны. Они переселились в новый спальный район – Троещину, и там их бутузили местные. Дрались жестоко — кусками арматуры, ребрами радиаторов, цепями. Киевляне отстаивали свою территорию. Годами стояли в очереди за жильем. И вот дождались, а их квартиры заняли чужие. Я брала интервью у подростка с перевязанной головой и кровоподтеком под глазом. Он плакал. Говорил: не виноват, что их из Припяти выселили. И что на фиг ему нужен наш Киев... В родном городе этого парня я была за год до аварии, и именно там в первый раз целовалась.
Там в первый раз целовалась
В начале 90-х поехала в Чернобыль с делегацией народных депутатов. Нам устроили экскурсию по могильникам. Выдали одноразовые белые пижамы и глупые шапочки. А еще должны были дать ботинки. Но на мой 35-й обуви не нашлось. Пошла в своей. Сапоги купила накануне поездки. Был март, таял снег. На могильниках стояли огромные лужи. В той командировке подхватила насморк. А еще у меня зудели пяты. Пожаловалась подруге. Ее отец немедленно измерил дозиметром мои сапоги. Запаковал их в целлофан и закопал за городом. Сказал: Чернобыль мне пяты запек. Уровень радиации на подошвах превышал допустимую норму раз в двадцать. Сапог было жаль, но пяты больше не пекли.
1 
1
Комментарии