Томос вернул Россию от Третьего Рима - назад, к Улусу Джучи

Важность получения Томоса для Украинской церкви сложно переоценить. В первую очередь потому, что он выбивает у России историческую подоплеку из-под ног. Ведь до присоединения Украины русская церковь была совсем другой, и многочисленные бунты "раскольников" - тому доказательство. Что же потеряла страна-агрессор, когда Украина получила Томос?

Автокефалия украинской поместной церкви принадлежит к числу необнуляемых вещей.

НАТО появилось в середине XX века. Евросоюз - если брать за точку отсчета Маастрихтский договор - только в начале девяностых. Украина стремится присоединиться к обоим объединениям, но кто может знать, сколько времени просуществует и то, и другое?

Мы не знаем, как сложится судьба шенгенского договора. Его возраст близится к сорока, но пандемия уже вмешалась в привычный быт со своими коррективами. Ассоциация с ЕС и безвиз сейчас кажутся победами, но кто может поручиться за долгосрочность обоих договоров?

На этом фоне Томос - возможно, важнейший поворотный пункт последних лет. Просто потому, что у него нет срока годности. Церковные горизонты масштабнее светских. И то, что решение об украинской автокефалии апеллирует к событиям пятнадцатого столетия - лишь очередное тому подтверждение.

Томос не только запечатлевает украинский дрейф от бывшей метрополии. Не только изменяет баланс сил в православной ойкумене. Он еще и служит тем историческим "сейвом", от которого всегда можно восстановиться. Можно проиграть противнику или самим себе. Оказаться под оккупацией или скатиться в "венесуэлу". Но обнулить точку конфессионального невозврата не сможем ни мы, ни кто-либо другой.

И точно так же обретение автокефалии украинской церковью меняет символическое пространство в самой России. И дело не только в вопросе крещения Руси. Надо понимать, что вся история церковного раскола - это тоже следствие "украинизации" русской церкви.

Николай Каптерев еще в 1912 году писал, что существенным геополитическим фактором, подталкивающим Москву к проведению церковной реформы, было "присоединение Малороссии, которая тогда находилась в церковной юрисдикции Константинопольского патриархата". Цитата: "В Москве православие малороссов, как и православие тогдашних греков, вызывало сильное сомнение лишь потому, что церковно-обрядовая практика южнороссов совпадала с тогдашней греческой и отличалась с московской".

Фактически российское государство ломало через колено свою церковь еще и для того, чтобы унифицировать обряд с Константинополем и Киевом. Которому, в свою очередь, ничего менять не пришлось. И потому "раскольников" в Украине просто не было. Украинско-греческий обряд всего-навсего стал новой нормой для тогдашней России.

Москва любит повторять, что она - Третий Рим. Но эта формула 16-го века, авторство которой приписывают монаху Елеазарова монастыря Филофею, тоже не уникальна. Еще за два столетия до того, в 14 веке, сербский царь Стефан Душан и болгарский царь Иоанн-Александр, имевшие родственные связи с византийской династией, точно так же провозглашали себя наследниками Рима. А в болгарской письменности бытует мысль, что новый Константинополь - это Тырново (тогдашняя столица болгарского страны).

В сущности, Томос лишает российское государство сразу двух опор. Трудно считать себя Третьим Римом в положении, когда Второй доказывает свою субъектность. И дарит автокефалию той церкви, ради переваривания которой Москва в свое время решила пропустить собственных верующих через мясорубку.

А потеря концепции "Третьего Рима", в свою очередь, выносит на поверхность еще одну важную дискуссию. Например, о том, что российское государство является наследником не столько Константинополя, сколько Улуса Джучи. Он же - Золотая Орда.

У того же Карамзина можно найти немало свидетельств того, как именно Москва впитывала "монгольские гены". Авторитаризм монарха в этой части континента был гораздо сильнее, чем у европейских королей. Это также было наследием империи Чингисхана, необходимым для удержания разных земель и племен. О феномене которого писал, в частности, и Плано Карпини в 13 веке.

Строгая иерархичность общества вместе с идеей "великого государства" - также наследие империи Чингисхана. Породившей запрос на сакрализацию государства как сверхценности. Когда подданный - только функция для государства, а не наоборот.

Крепостное право. Закрепощение подданных. Отмена самоуправления. Всё это стало реальностью уже в постмонгольской Руси. А сакрализация самодержца привела к тому, что сильные институты и идея верховенства закона над властью сделались невозможными. В отличие от Западной Европы, где, начиная с английской Великой Хартии Вольностей 1215-го года, хоть и крайне медленно, но продолжалось движение за другое обустройство государственного организма.

Можно понять официальных идеологов российского государства. Выводить преемственность от Византии более приятно и престижно, чем от Улуса Джучи. Но реальность в том, что Москва, заняв территорию бывшего захватчика, унаследовала за ним и правила внутреннего сосуществования. Риторически держась за Константинополь, постмонгольская Русь в своих политических практиках склонялась скорее к наследию Сарая.

А потому - да. Томос для украинской церкви - это больше, чем история о предвыборном. Это история о том, как символическое трансформирует политическое. Ибо будущее принадлежит тому, кто имеет монополию на интерпретацию прошлого.

Оригинал