Очереди в военкомате – в прошлом. Выиграем ли теперь?
Нам довелось жить в субъектный период собственной истории. И потому фраза "Что ты делал во время войны?" будет неизбежным спутником любого спора
Я помню очередь в киевский военкомат в феврале 2022 года.
В нем стояли все. Молодые и старики, ребята, люди с деньгами и те, кто привык экономить. Настоящей драмой для многих становилась фраза "Мест больше нет, оставьте номер, мы позвоним вам". На тот момент служба в армии по долгу превратилась в привилегию, и люди были готовы давать взятки, чтобы попасть в ВСУ. На пике комплектования в киевской бригаде ТРО служили 20 тыс. человек – и мы были восемнадцатой ротой нашего батальона.
С тех пор прошло девятнадцать месяцев. И в стране нарастает неизбежное напряжение между теми, кто в армии и теми, кто не там. Причина проста: мобилизация в нынешней фазе войны выглядит бессрочной.
Армия продолжает являться основным объектом доверия страны, а война остается основной тканью повседневности
Армия продолжает являться основным объектом доверия страны, а война остается основной тканью повседневности. Но люди, которым пришлось быть "тонкой пиксельной линией" между тылом и врагом, чувствуют себя в двусмысленной ситуации.
С одной стороны, они – безусловная элита общества. Носители крупнейшего социального капитала страны. Представители важнейшей профессии в Украине.
С другой стороны, их билет в армию не имеет обратной даты. Каждому из них пришлось служить "до победы". Даже плановые ротации случаются в жизни не каждого подразделения, а о новых масштабных волнах мобилизации, позволяющих отпустить домой тех, кто уже отслужил, пока речь не идет.
Социология мало способна сказать стране о ее новой линии водораздела. Последнее исследование говорит о том, что большинство украинцев считают признаками патриотов "донатиты и волонтериты" (46%), "говорить по-украински" (45%), а "служба в армии" заняла третье место (33%). Однако можно предположить, что респонденты, отвечая на вопросы социологов, называли те признаки, под которые подпадают они. И если человек не служит, но донатит – этот критерий для него будет важен, поскольку позволит отнести себя к патриотам. Если спросят тех, у кого в армии близкий родственник, служба в армии, вероятно, будет названа прежде всего.
Очереди в военкомат остались в прошлом. Трудно сказать, возможны ли они в нынешних условиях
Факт остается фактом – очереди в военкомат остались в прошлом. Трудно сказать, возможны ли они в нынешних условиях. Февраль 22 был месяцем шока. Луной излома и очевидной несправедливости. Эта очевидность требовала реакции – и сотни тысяч людей отреагировали на нее, взяв в руки оружие. Не все оставшиеся в тылу прячутся от военкома, но абсолютное большинство оставшихся вряд ли готовы становиться добровольцами, предпочитая фатализм. "Призовут – уйду, не призовут – не уйду".
Впрочем, даже будь эти очереди, они вряд ли означали бы автоматическую демобилизацию тех, кто уже служит. Бывшие АТОшные 14 месяцев службы воспринимаются сегодня как теплый ламповый отклик "войны низкой интенсивности". Пока Россия продолжает скрытую мобилизацию, вряд ли Украина решит сокращать свою армию.
Сегодня разговор о службе в армии обречен превращаться в дискуссию о справедливости
Мы не знаем темпы нынешней плановой мобилизации. Не знаем, сколько людей ежемесячно восполняют Силы обороны страны. По всей вероятности, этот процесс продолжается, но при этом никак не влияет на солдатскую оптику, потому что "домобилизация" не сопровождается демобилизацией. А это значит, что уже сегодня разговор о службе в армии обречен превращаться в дискуссию о справедливости.
Те, от кого зависит тыловой комфорт, живут в самых некомфортных условиях. Те, благодаря которым страна выжила, платят за это своей жизнью. Те, кто в армии – отдают непропорционально много, а потому имеют право рассчитывать на вознаграждение – если не материальное, то точно моральное. И сильнейшие эмоции вызывают те, кто пытается в этот момент продвигать противоположную этику. Все те, кто рассказывает об "армейском рабстве", обесценивают людей в форме и живут по формуле "обезопаси себя за чужой счет".
Речь идет о всех, кто торпедирует мобилизацию в Украине. Юристы, рекламирующие профильные услуги. Медики, обещающие "белый билет". Перевозчики готовы контрабандой вывезти человека за границу.
Администраторы "пацифистских" телеграмм-каналов. Блоггеры, утверждающие о неконституционности происходящего. Люди, рассказывающие о лазейках на границе. Пока одни закрывают пробоины собой, другие пытаются расковырять новые, надеясь заработать.
Любой, кто сегодня публично агитирует против мобилизации, действует в пользу Москвы
Особенность в том, что срыв мобилизации – это ключевая задача, которую решает воюющая сторона. Украинское ИПСО помогает косить от армии российским призывникам. Российское – действует так же в Украине. Любой, кто сегодня публично агитирует против мобилизации, действует в пользу Москвы. И степень искренности говорящего не имеет совсем никакого значения.
Наша война надолго. И для того чтобы вести эту войну, Украине нужны ресурсы. Финансовые – обеспечивающие работоспособность и устойчивость тыла. Нужно вооружение – без которого попытка вести войну теряет смысл. И нужны люди, которые одену форму и будут выбивать врага с оккупированных территорий. И единственный ресурс в этом списке, который мы не можем получить от союзников, – человеческий. Деньги нам перечислят. Оружие поставят. Но единственные люди, способные отвоевать нашу страну, живут в Украине.
В самом широком смысле мы – свидетели заочной дискуссии о правах и обязанностях. О отношениях гражданина и государства. Соотношение персональной свободы и ценности коллективного выживания.
В течение длительного времени нормой было сконцентрироваться именно на правах. Страна многими воспринималась априори как должник. Она должна была обеспечить маленькому человеку хорошую зарплату, достойную пенсию, недорогие и качественные услуги. Потолком обязанностей маленького человека считалась уплата налогов. А потом началась полномасштабная война – и очертила пропасть между "маленькими людьми" и обычными.
Обычные люди сходили в военкомат. Как минимум для того, чтобы обновить персональные данные, сообщив армию о собственной квалификации, месте жительства и состоянии здоровья. Никому из них не удастся упрекнуть в малодушии – даже если армия в итоге решит, что их услуги не нужны, и повестку им так и не пришлет.
А маленькие люди стали задним числом переписывать свой социальный контракт с государством. Начали дописывать новые пункты и требования. И теперь выдвигают стране новые условия, без соблюдения которых в военкомат идти они не намерены.
Маленький человек поднял на знамена чужие грехи, надеясь, что за ними никто не рассмотрит его собственные
"Пусть сначала перестанут воровать". "А почему депутаты не воюют!" "Военные взятки берут, а мне в армию идти?" Маленький человек поднял на знамена чужие грехи, надеясь, что за ними никто не разглядит его собственных. Нет смысла обсуждать его условия, потому что это не условия, а оправдание. Маленькие люди – это люди с малой ответственностью. Их мучает мнение, что они равны остальным, и они пытаются снять с себя ответственность за свою судьбу. А потому переводят эту ответственность на спешно придумываемые обстоятельства.
Мне приходилось видеть в армии разных людей. Механиков и айтовцев. Таксистов и бизнесменов. Продавцы и учителя. Никто из них не был маленьким человеком. Потому что критерием в этом вопросе не деньги и не довоенная должность. Единственно возможный критерий здесь – это ответственность. Та самая, которую ты либо берешь на себя, либо от которой пытаешься убежать. В первом случае тебе не нужны оправдания. Во втором – ты из них состояшь.
Тема справедливости теперь будет нашим спутником надолго. Просто раньше мы ее измеряли капиталами, а теперь мы обречены измерять ее величиной персональной жертвы, принесенной стране
Тема справедливости теперь будет нашим спутником надолго. Просто раньше мы ее измеряли капиталами – противопоставляя бедных и богатых. А теперь мы обречены измерять ее величиной персональной жертвы, принесенной стране. И потому фраза "Что ты делал во время войны?" будет неизбежным спутником любого спора. Персональные биографии этих лет вряд ли будут определять юридические права спорящих. Но они будут неизбежно сказываться на легитимности их позиции.
Нам довелось жить в субъектный период собственной истории. Одни наши современники станут памятниками, другие – улицами. Их персональные истории будут учить в школах. Величина причастности к всеобщей победе будет определяться личным вкладом каждого. А те, кто сегодня выбирает стратегию "ничего не делать", станут нормой в одном случае.
Если мы проигрываем войну.
Комментарии