Война не дает в долг. Так что у нас есть только "сегодня"

Будущее не определено и само по себе не субъектно. Думаешь об этом всякий раз, когда слышишь формулу о том, что "война закончится". Она режет слух и звучит досадно

До войны я был контрол-фриком.

Привычка контролировать процессы дарила чувство безопасности. Уверенность в том, что ты застрахован от случайностей. Иллюзию безмятежности, в конце концов. В армии пришлось от этого отвыкать, – пишет Павел Казарин для "Украинской правды".

Армия не похожа на любого другого работодателя. Здесь ты уже не обмениваешь свои ежедневные восемь часов рабочего времени на деньги.

Ты принадлежишь ВСУ – чуть больше, чем полностью. И твой новый работодатель может ставить перед тобой те задачи, которые никогда бы не решился поставить любой довоенный.

Привычку контролировать происходящее придется забыть. Армейский замысел спускается на солдатский уровень в максимально лаконичном виде.

Ты не видишь общей картины событий, потому что и не должен. Свой новый "исполнительный" статус нужно просто принять. Единственная альтернатива прежней привычке контролировать – это доверие к тем, кто нарезает тебе задачи.

К тому же на войне случайности определяют твою судьбу порой гораздо больше, чем все остальное. Подготовка и слаженность могут снизить риски, но никогда не уберут их полностью.

Траектория снарядов и осколков всегда будет вне твоей зоны контроля, а потому атеистов в окопах меньше, чем в любых других местах.

Каждый из нас верит во что-то свое. Одни – в Бога. Другие – в приметы. Третьи становятся фаталистами.

Отношения с небом у каждого свои, но они служат общей задаче. Защититься от неконтролируемого. Договориться со случаем. Обмануть фатум. Нас поймут все, кому по профессии выпало играть с судьбой в орлянку.

Совершенно рациональные люди возможны только в вполне рациональных обстоятельствах, а война под это определение не подпадает.

Попытка договориться с судьбой и попытка ей довериться – это всегда способы снять напряжение. Флегматический фатализм или искренняя вера все равно защищают носителя от критического уровня стресса. Ровно до тех пор, пока фатализм или вера не становятся заменой логики и рационального поведения.

Война ошибок не прощает и взаймы не дает.

А еще она приучает экономить эмоции. В какой-то момент я обнаружил, что максимальный уровень художественной драмы, к которому готов – это сериалы "Друзья", "Теория большого взрыва" или мультфильмы Диснея. Ничего из перечисленного не требует от тебя эмоциональных инвестиций при просмотре. Ничего из перечисленного не обрекает тебя на глубокое сопереживание героям.

Во время войны плохие новости поступают без предупреждения: эмоциональный ресурс окончен, и ты стараешься его не тратить без надобности.

А еще в последние шестнадцать месяцев лично у меня основательно изменились отношения с будущим. В самом начале войны его просто не было. Было только сегодня, и отношения с теми деньгами – по точному выражению знакомых – вкладывались в формулу "потратить все сейчас, потому что завтра тебя могут убить".

Ко второму году войны ситуация изменилась, чтобы в итоге сложиться в формулу "не трать все сейчас – вдруг тебя завтра не убьют".

Будущее шаткое, отношения с ним ненадежны, но оно есть.

Будущее не определено и само по себе не субъектно. Думаешь об этом всякий раз, когда слышишь формулу о том, что "война закончится". Она режет слух и звучит досадно.

Война не может закончиться, ее можно только закончить. И все, что сейчас происходит, – это битва за то, кто это сделает и по каким правилам.

А любые наши прогнозы на жизнь после войны упираются в сценарий ее окончания. А точнее – в то, совпадает ли он с общественными ожиданиями.

Причем эти ожидания растут. Если год назад Украина готова считать победой выход на границы 23 февраля, то сегодня минимальный порог ожиданий сводится к границам 1991 года.

Любое несоответствие ожиданий и реальности чревато фрустрацией. В строгом соответствии со старой формулой: важна не реальность, а то, что люди о ней думают. Поэтому отлично понимаю тех, кто решил считать критерием победы сохранение суверенитета и государственности. Такой формат ожиданий страхует от возможных разочарований и апатии.

А еще от разочарований страхует понимание, что война сама по себе не обнулит недостатки нашей реальности. Что в послевоенном будущем будет жизнь во всех ее проявлениях. Что там найдется место триумфам и неудачам. Самоотречению и коррупция. Героям и негодяям.

Хеппи-энд хорош для художественных фильмов, но не всегда подходит документальным. Мы боремся не за идеальное будущее. Мы боремся за то, чтобы будущее у нас было.

А оно сейчас зависит от тех, у кого с завтрашним днем нет гарантированных договоренностей. От тех, кто верит в Бога, в приметы и ритуалы. Будущее зависит от тех, кто стал фаталистом и не является контрол-фриком. От тех, кто экономит эмоции и привык не знать полную картину происходящего.

Будущее зависит от всех, кто понимает цену своего "сегодня" – и потому инвестирует в сценарий своего "завтра".

Потому что время работает на тех, кто в него вкладывается.

Оригинал