Стал легендой еще при жизни. Каким я запомнил Да Винчи
Это эпическая историческая фигура – глубокая, выразительная, цельная. Мне посчастливилось быть с ним знакомым
Помню, как в первую военную зиму, где-то перед Рождеством, мы приехали в Пески. Ехали с базы добровольцев, и где-то уже ближе к Пескам друг Самурай, который был нашим сталкером, приоткрыл боковую дверь бусика, ехал и внимательно осматривал лесополосу, держа свой "калаш". Было холодно, но спокойно.
В Песках нас сразу повели "на позицию Да Винчи". Он уже тогда был легендой. Позиция находилась на верхнем этаже, бойница выходила на башни шахты в Донецке. Они отчетливо проступали во влажном воздухе. Самого Да Винчи не было. На наш вопрос, где он, бойцы уважительно и немного иронически сказали – поехал сдавать сессию.
Это было трогательно – взрослые мужчины, годами жившие рядом со смертью, заговаривая о Да Винчи, сразу становились серьезными
Вот это почтение – его потом случалось видеть и слышать десятки раз. Диму по-настоящему уважали и любили. Это было трогательно – взрослые мужчины, годами жившие рядом со смертью, заговаривая о Да Винчи, сразу становились серьезными. Говорили о нем с уважением, поскольку он был лучшим. В общем я никогда от военных не слышал о нем плохого или пренебрежительного слова. Пренебрежительное слышал только от нашего брата, гражданского – мол, не с тем сфотографировался, не с тех рук взял награду и так далее. Ну, мы, украинцы, славимся своим самоубийственным инфантилизмом.
Познакомились мы с Димой уже в Авдеевке, на его базе, и дальше общались достаточно регулярно. Каждый раз, когда были где-то рядом, пытались к нему заскочить. Что-то привозили, чем-то помогали, иногда просто заезжали на чай (да-да, именно на чай – в его подразделении все было серьезно).
Он с нами – музыкантами, писателями, волонтерами – был довольно сдержан. Так и не перешел на "ты". Это было очень странно. С бойцами, насколько можно было заметить, он был уверен и убедителен (без грубости и пренебрежения, насколько я заметил – у них в подразделении в общем-то все было ровно и держалось на взаимном уважении), а вот перед чужими он закрывался и вел себя немного как подросток – недоверчиво и скромно. Ну и благодарил всегда. Это было особенно неудобно – благодарить хотелось именно его, за все, что он делает, за его крутость и упорство.
Видно было, что фронт – его стихия, что он в этом знает толк, что за ним огромный потенциал
По-настоящему становился откровенным и открытым, когда рассказывал о работе, показывал видео, показывал карты. Видно было, что фронт – его стихия, что он в этом знает толк, что за ним огромный потенциал. Хотя вот кровожадности за ним не было – к войне относился довольно обыденно, как к работе – важной, ежедневной, но все же просто работе, которую нужно доделать.
Помню, как мы на его базе праздновали День независимости. Дима пригласил друзей-добровольцев со всего фронта (фронт был тогда значительно меньше, можно было собрать всех, кого хотел). Съехалась настоящая стая самых отчаянных ребят, все как на подбор – герои и легенды, те, о ком обязательно будут писаться книги и сниматься фильмы. Дима был самым молодым среди них. Но к нему не относились, как к самому молодому, а относились почтительно и уважительно.
В последний раз мы виделись в Киеве, где он учился. Понятно было, что ему нужно расти, что у него незаурядный талант и он может стать серьезным командиром. Он к своему обучению относился несколько иронично, но ответственно. Он в целом был серьезным и ответственным.
Его смерть – бесспорно большая потеря. Утрата для близких, утрата для подразделения, утрата для всех нас. Даже если мы этого пока не осознаем. Но я вот что подумал – вряд ли он не просчитывал возможность своей смерти. Очевидно, что просчитывал. Человек, девять лет работающий в аду, очевидно понимает, что может из этого ада и не выбраться. Просто он еще при жизни стал частью нашей истории. Без преувеличений. Да Винчи еще при жизни был там, где находились Кривонос, Гонта, Болбочан, Чучупака, Шухевич. Эпическая историческая фигура – глубокая, выразительная, цельная. Нам повезло быть с ним знакомым, иметь возможность наблюдать за его образом, за его работой, за его борьбой. Наши дети и внуки будут носить футболки с его лицом. Просто потому, что это было лицо честного и добросовестного мужчины, прожившего жизнь коротко, последовательно и ярко, оставляя после себя память, оставляя после себя чувство достоинства.
Потеря Димы должна нас всех не столько отчаивать, как наполнять силой
Понятно, что война – это утраты. Просто мне кажется, что потеря Димы должна нас всех не столько отчаивать, как наполнять силой. А что такое сила? Злость вперемешку с любовью. Мы должны теперь работать и за него тоже. Так же, как и он – своим эхом, памятью о себе – будет дальше работать на нашу победу. Мы просто должны победить – ради наших умерших. И ради наших детей, которые будут нести эту память.
Покойся с миром, Друг. Ты был настоящим и честным. Твое присутствие в воздухе делает его, это воздух, светлее.
