Никто из нас не знает, когда сможет снять форму

И чем быстрее мы свыкнемся с этим фактом, тем проще нам будет

Самый главный дефицит в армии — это приватность.

У тебя почти нет шансов остаться наедине. Сон, еда, туалет — привычные мирные ритуалы — здесь напрочь лишены интимности. Война проявит, кто из вас настоящий интроверт, а кто просто придуривался.

Война не ограничивается линией фронта. Ракетные культи позволяют Москве дотягиваться до тылов. Правда, во Львове воздушная тревога проживается иначе, чем в том же Киеве. Когда слышишь сирену в столице — велик соблазн решить, что ракета "транзитом". Что Киев лишь часть маршрута, а сама цель лежит западнее. А во Львове ты сразу понимаешь: она уже прилетела, и это "конечная". А потому либо она нас, либо мы ее.

Впрочем, последний месяц мы копим впечатления на юге и востоке. Прежде мне казалось, что главные фаталисты — это те, кому выпало служить на территории военных объектов. Наверное, это непросто — охранять тот же Генштаб, зная, что место твоей службы помечено жирной галочкой в российском списке ракетных целей.

А потом я наткнулся на колонну с трофейным "Тигром". Единственная бронемашина, силуэт которой безошибочно выдает ее происхождение. Единственный силуэт, который не похож на все, что стоит на вооружении украинской армии. Ездить на ней на передке может только тот, у кого весьма флегматичные отношения с судьбой. Потому что ночью тризубы на бортах могут и не разглядеть.

До войны меня раздражали суеверия. Теперь — нет. В какой-то момент я и сам стал говорить "крайний" вместо "последний". Точно знаю, что перестану так делать, когда вернусь. Офисный быт угрожает нам только сломавшимся кулером, а потому в мирной жизни слово "крайний" по степени уместности равняется ношению камуфляжной одежды без повода.

Соцсети раздражают рассуждениями о финальном контуре нашей победы. Те, кто следят за войной с дивана — понемногу начинают напоминать футбольных болельщиков. Единственный возможный сценарий победы для них — это капитуляция России. Думаешь в этот момент о том, что они программируют себя на поражение — ведь любой иной формат победы будет для них недостаточен.

Фраза "верим в ЗСУ" начинает отдавать инфантильностью. Этой формулы недостаточно. Либо ты сам в ЗСУ, либо помогаешь ЗСУ. В этой войне мы все еще андердог, а потому играем от обороны. Мы все еще Давид, а не Голиаф, а потому наша война идет в первую очередь за сохранение государственности и суверенитета. А не за парадно-молниеносный выход на границы 2013 года.

Чем ближе ты к армии — тем меньше начинаешь напоминать пикейного жилета, играющего в солдатики. Чем глубже погружен в реальность — тем меньше соблазнов заявлять вслух о собственной "усталости". Потому что устают все, но всегда есть те, кому тяжелее. Память об этом заставляет держать язык за зубами.

А еще я думаю о том, что в топке нашей войны сгорят остатки советских вооружений Восточной Европы. Весь регион окончательно перейдет на стандарты НАТО — просто из-за отсутствия альтернатив. Мы ведь до сих пор воюем тем, что создавалось для уничтожения Запада. Причем первые двадцать четыре года независимости мы не тратились на пополнение арсеналов и складов. Не покупали боеприпасы и не задумывались об их стоимости. Параноидальность советской системы позволяет нам держаться уже девятый год — и мы тратим бюджетные деньги на пополнение лишь того, что подходит к концу.

Недавно США объявили о том, что до 2026 года планируют закупить до полутора тысяч "стингеров" — для возмещения тех, что поставлены в нашу страну. Ловишь себя на мысли, что арсеналы главной армии мира тоже не бездонны. Что наличие денег и производств не восполняют утраченное одномоментно. Впрочем, это означает и то, что российские нефтедоллары не способны мгновенно превращаться в новые ракеты и бронетехнику.

А еще стоит смириться с тем, что все происходящее — не девиация. Что наша реальность — это новая норма. Никто из нас не знает, когда мы сможем снять форму. И чем быстрее ты свыкнешься с этим фактом — тем проще тебе будет.

К дефициту приватности тоже можно привыкнуть.

Оригинал