Мы готовы умирать за свободу, но нам стыдно за нее платить

Нам не хватает здорового прагматизма, который взывает к нам из названия книги Андреаса Виршинга

В конце XIX века, когда Османская империя начала понемногу приходить в упадок, а балканские государства – в том числе Сербия и Черногория – отвоевывать свой суверенитет, Запад начал смотреть на Восточную Европу взглядом, сочетавшим в себе восторг и пренебрежение. Пренебрежение, потому что речь шла о забитых, отсталых, варварских народах. Восторг, потому что эти люди дрались и умирали за свободу, что не могло не прийтись по душе западному Романтизму. Поэтому поэма "Горный венец" владыки черногорского Петра Негоша наделала много шума в Европе: в ней речь шла о борьбе за свободу, но и о стене для мусульманства, самопожертвовании, духовных идеалах и других нематериальных вещах. Ведущие немецкие, французские и британские мыслители восхищались красотой поэзии, но прежде всего их взволновало свободолюбие, готовность умирать за идеалы и веру. Успех "Горного венца" в Европе феноменальный, как для доинформационной эпохи: его перевели на немецкий, итальянский, русский, венгерский, чешский, шведский, польский, французский почти сразу. Европа охала и ахала: "Боже, какие бедные и дикие люди живут там, в Ориенте, на Востоке, на Балканах, но как они любят свободу"! – пишет Андрей Любка для издания "День".

Поэтому мне очень понравилось название книги профессора Андреаса Виршинга – "Ціна свободи". На украинском эти два слова как-то чуть-чуть странно звучат, на украинском это оксюморон, ведь какая может быть у свободы цена? Свобода же бесценна! Кажется, мало что изменилось со времен Негоша – до сих пор жители Центральной Европы думают о свободе как о чем-то бесценном, как о высшей – извините за созвучность – ценность. Мой первый тезис прост: мы готовы умирать за свободу, но нам стыдно за нее платить. Нам не хватает здорового прагматизма, который взывает к нам из названия книги Виршинга, – у свободы есть цена, и ее нужно заплатить.

Украинский канон, украинская ментальность, воспитанная на перманентных бунтах и романтической борьбе, считает свободу бесценной. Каждый украинец наизусть знает слова нашего величайшего философа Григория Сковороды:

"Що є свобода? Добро в ній якеє?

Кажуть, неначе воно золотеє?

Ні ж бо, не злотне: зрівнявши все злото,

Проти свободи воно лиш болото".

Как видим в том числе и из этой цитаты, в значительной степени западный стереотип о Центрально-Восточной Европе правдив. С этим связан мой второй тезис. Помните, в знаменитом эссе "Трагедия Центральной Европы" Милан Кундера писал: "Умереть за собственную страну и за Европу" – такую фразу не могли придумать ни в Москве, ни в Ленинграде, но именно такую фразу могли придумать в Будапеште или Варшаве". Чувствуете, как эта линия от Будапешта и Варшавы сегодня поползла на восток, в Киев, Харьков, Мариуполь? Так вот, как раз в связи с этой фразой у меня есть для вас положительная новость. На самом деле мы побеждаем Россию. Если посмотреть на динамику процессов, на более отдаленную историю, то ясно видно, что за несколько последних десятилетий условная "Россия" и зона ее влияния уменьшается и уменьшается. Сначала – еще в 1948 году – простились с российской дружбой Тито и Югославия. Прошло 10 лет – бунт назрел в Венгрии, спустя еще 10 – в 1968-м свое "до свидания" попыталась сказать Чехословакия. Потом, как известно, были Польша, Румыния, все три балтийские страны – Россия уменьшалась и уменьшалась. Теперь пришло время финального гонга – антироссийской стала Украина, последняя надежда и подпора московской имперской идеи. Да, сейчас война, но на самом деле эта война является лишь подтверждением беспомощности России: раньше Украина сама клялась в своей братской дружбе, а сейчас кремлевские карлики не могут удержать ее даже армией. Это конец Российской империи, смерть.

В заключение вспомню кое-что из собственного опыта. В далеком 2006 году я участвовал в попытке революции после президентских выборов в Беларуси. Тогда ничего не получилось, а нас – оппозиционеров, общественных активистов и журналистов – заключили в тюрьму. Я просидел в белорусской тюрьме чуть больше двух недель, а когда меня выпускали, офицер требовал заплатить за каждый день за решеткой по 2 доллара 30 центов. Как иностранец, я должен был заплатить за тюрьму почти 40 долларов – меня же кормили, давали ночлег, еще и охраняли. Поэтому мой третий и последний тезис таков: да, за свободу надо платить, но и за несвободу надо платить.

А здесь уже – по-моему – выбор прост: лучше заплатить за свободу.