Шевченко показал как грандиозное кино минувшую-будущую Украину

Поражает его над-индивидуальность

Евгений Маланюк когда-то очень метко написал: Шевченко появился тогда, когда большинство вокруг считали, что Украина - это прошлое. Когда Гоголь создал для империи красивую эпитафию Украины: миф об украинском сказочном или героическом прошлом, которое уже никогда не вернется.

И тут вдруг на место эпитафии приходит совершенно другая фигура мысли и совершенно другая эмоция: эмоция регенерации и палингенесии. Шевченко был не единственным среди своего поколения, кто эту эмоцию почувствовал (вспомнить хотя бы Костомарова: "Лежит Украина в могиле, но еще не умерла"). Но Шевченко показал эту эмоцию как грандиозное кино, сделал так, чтобы все эту минувшую-и-будущую Украину увидели и почувствовали. В нем поражает его над-индивидуальность: он действительно дал выражение коллективной боли и коллективным надеждам. Андрей Бондарь когда-то гениально сказал, что Шевченко является "фольклорнее фольклора и народнее самого народа". И это так.

Но есть еще одна интеллектуальная революция, которую совершил Шевченко. Он соединил казалось бы несоединимое: этос воина и этос крестьянина.

Это были для тогдашней Европы почти несовместимые вещи: этот мост можно было построить только там, где большая часть уже крепостного крестьянства таки сохраняла в анамнезе память о казачестве, о воинстве. Где эта память сохранилась скорее "внизу", чем "наверху", среди собственно аристократии. Поэтому украинская история такая интересная для истории Европы

Для тогдашней Европы это действительно было странно: этос воина царил в средневековье и в раннемодерное время; из него родилась европейская аристократия. Это люди, которые получали статус в обществе своим мечом.

Шевченко жил в другую эпоху - когда на смену обществу воинов пришло общество буржуа. С его совершенно другим этосом: не побеждать, а обмениваться. Жить не на поле боя, а на рынке. И этой буржуазии на пятки наступало новое общество и новый этос: этос производственный. Не побеждать, а не обмениваться, а производить.

Украина могла утонуть в этом зигзаге истории, помня только о себе как бывшей феодально-рыцарской стране казаков. С собственной буржуазией у нас не очень сложилось, а производственный класс (будущий пролетариат) был классом людей без корней.

Шевченко (и другие его современники) сделали невероятное: они словно сплели веревочный мост через эпохи и объединили прежнюю средневековую воинскую культуру с молчаливой современной крестьянской культурой. Тем самым он дал этому крестьянскому этосу форму и смысл, а казацкому прошлом - материю современности.

В этом большая сила Шевченко - но также и его слабость. Наших гениев мы должны знать и любить - но живые они только тогда, когда мы с ними можем спорить.

Шевченко не очень известен дух буржуазной культуры - с ее "игрой с положительной суммой" и умением так строить отношения, где побеждают все. Вряд ли у Шевченко мы можем научиться "диалогу" и "плюрализму". Он не может дать ответы на все наши вопросы - и это нормально.

Но на многие из этих вопросов он действительно ответил. Прежде всего на главный: как возродиться, когда все вокруг считают тебя мертвецом. Как жить, когда все вокруг заинтересованы, чтобы у тебя это (снова) не удалось. А тебе (в который раз) удается.

Оригинал