В СССР с украинскими словами боролись еще сильнее, чем с живыми людьми

Русификация украинского правописания до сих пор не прекратилась

Как и предполагалось, свое профессиональное мнение о новом правописании бросились выражать не только доярки и каменщики, но и некоторые писатели. Один так и написал: "Если цель нового правописания - сделать украинский не похожым на российский, то вместо украинского надо вводить английский". Потому что, по его мнению, новое правописание не будет способствовать распространению украинского языка.

Но проблема до сих пор была в другом. Предыдущие изменения в правописании, которые произошли после репрессий 1930-х годов, имели как раз целью как можно более тесное сближение украинского и российского. В словарях начали исчезать удельные украинские слова вообще, а в лучшем случае - обозначались как устаревшие или диалектные.

Изменения в правописании, которые произошли после репрессий 1930-х годов, имели целью как можно более тесное сближение украинского и российского

Недаром "Российско-украинский словарь", разработанный красными языковедами в 1934-1937 годах, академик Агафангел Крымский назвал не российско-украинским, а российско-российским словарем. Причиной было то, что в словарь ввели множество скалькированных слов, которые заняли первые места, а уже за ними шли настоящие украинские слова, как устаревшие. Тогда-то и появилось украинское издание романа Н. Островского "Як закалялася сталь", из чего все хохотали, потому "закалятися" для украинца означало одно: болотом или дерьмом.

Закарпатский, с позволения сказать, писатель Юрий Балега еще в 1970-х годах разродился статьей, в которой высказался против применения диалектных слов, потому что они, мол, засоряют язык. С тех пор со словами начали бороться еще сильнее, чем с живыми людьми, слова становились диссидентами, за годы такой цензуры эти слова забылись и теперь звучат, как экзотика, хотя их широко употребляли наши классики. Этим словам очень редко удавалось все же прорываться, преимущественно в переводах, но в основном они оказались в изгнании и используются до сих пор редко которым писателем.

Со словами начали бороться еще сильнее, чем с живыми людьми, слова становились диссидентами, за годы такой цензуры эти слова забылись и теперь звучат, как экзотика

Помню, как я радовался, читая рассказы Генри Ловсона в переводе Ирины Стешенко, внучки Михаила Старицкого, встретив фразу, которой она стремилась передать язык простонародья: "А кете мені тютюнцю". Украинские переводчики имели больше культурно-независимого пространства, чем сами писатели, но и им доставалось на орехи от различных белодедов.

С украинским языком расправлялись, как с чем-то ненавистным и враждебным. По данным "Энциклопедии украиноведения", если в 1930 году на украинском было выдано 6394 названия книг, то в 1933 - 3472, в 1936 - 3232, в 1937 - 2566, в 1938 - 2159, в 1939 - 1895 названий.

Да это и не удивительно, учитывая истребления сотен и сотен украинских писателей и ученых.

Равномерно с уменьшением книгоизданий уменьшалось и количество украинских школ. Если в 1926 году в украинских школах обучалось 97% детей, то в 1958 уже только 21%. "В 1938 году, - вспоминал Григор Тютюнник, - отдали меня в украинский первый класс, который насчитывал семь учеников. Через две недели этот класс был ликвидирован за малым контингентом и я оказался в российском первом классе. С тех пор и до 1962 года я разговаривал, писал письма (иногда рассказы) исключительно на русском языке".

Когда кто-то пытается протестовать против нового правописания, ему надо напомнить, что русификации украинского правописания до сих пор не прекратилась. Ибо, как писал академик И. Белодед, "на Украине сложилось естественное украинско-русское двуязычие". А это довело до того, что у нас каждый себе пишет, как ему заблагорассудится, не владея украинским языком. Отсюда все эти кальки, которые мы встречаем на каждом шагу: "краща ціна" (найкраща ціна), "головний біль" (біль голови), "не слід" (не варто, не треба), "в тому числі" (зокрема), "в першу чергу" (насамперед, передусім), "в деяких моментах" (подекуди), "між іншим" (до речі), "ні з того ні з сього" (з доброго дива), "давай підемо, давай купимо, давай приготуємо" (підімо, купімо, приготуймо)...

Новое правописание нужено, как вода. И там все нормально

Новое правописание нужено, как вода. И там все нормально. Вот только я бы уничтожил, как класс, точку с запятой (;), заменив ее на кому. На тех точках с запятой ловились все ученики во время диктантов, потому что она может быть там, где может быть и кома. А если взять романы одного из таких писателей, как Елинек, Сарамаго, Грабал, где предложение тянутся целыми страницами, и нет точек с запятыми, то ни один профессор не то что учащийся, не сможет правильно расставить орфографические знаки. Особенно в текстах, где прямая речь сливается с косвенной и выделена лишь запятыми без кавычек.

Я бы также уменьшил безграничный произвол ком, потому что по количеству ком на квадратный метр мы бьем все рекорды. Орест Друль посчитал, что в советском издании (в 50-томнике) "Великого шуму" Франка количество ком увеличилось на 26% по сравнению с оригинальным изданием 1907 года. Ни у поляков, ни у чехов, ни у хорватов столько ком нет. Зачем везде выделять запятыми такие слова, как "можливо, мабуть, либонь, однак, напевно" и т.д. Зачем ставить запятую после названия улицы перед номером дома? Поляки, немцы, чехи этого не делают. Делают, правда, россияне.

Зачем ставить запятую после названия улицы перед номером дома? Поляки, немцы, чехи этого не делают. Делают, правда, россияне

У поляков в таком предложении "– Так, – сказав він, – я знаю" - запятые отсутствуют, потому что достаточно тире.

Чехи не ставят запятые в предложениях, где есть несколько "і": "Спробував це знову і знову і мав відчуття...", или в таком предложении "Відчинилися двері і ввійшла сестричка" (здесь и далее: Emil Hakl. Konec svĕta) . Не выделяются кавычками разные названия. Не ставят чехи ком при сравнении: "Волосся сиділо йому на голові як кіт на ґанку", "Йшла до нього як у сні". И "пів" у них тоже отдельно.

Перейдем к хорватам. Откроем "Narodne pripovijetke". Там тоже, как и у поляков, в прямой речи нет комы перед тире, а лишь одно тире: "– Годі возитися, якщо тебе нога болить – каже селянин". Или: "Був один чоловік сіромах. Стріла його в полі дівчина та й гукає доброго ранку і каже що би він бажав то вона йому це дасть". "Чуєш, старий, якщо мені твій найстарший син не пошиє таких чобіт яких нема в цілій околиці, я звелю тебе повісити". "Пішов старий і каже своєму синові що граф від нього вимагає".

Нужно бояться не языковых реформ, а языкового застоя

Также хорваты не ставят ком в предложениях с несколькими "і": "Наш фольклор багатий і на байки і на легенди як і на бурлескні оповідки...".

Словом, нужно бояться не языковых реформ, а языкового застоя.

Перепечатывается с разрешения издания "Збруч"

Если вы заметили ошибку в тексте, выделите ее мышкой и нажмите комбинацию клавиш Alt+A
Комментировать
Поделиться:

Комментарии

2

Залишати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі