Временами меня принимают за кого-то другого. Это бывает на чужих территориях. Отчего-то это, как правило, связано с музыкой. Я в ней не понимаю, а меня тянет туда, как в чужой сад, где тебя запросто могут принять за того, кем ты не являешься. Вот когда-то в общежитии моим соседом был оперный певец, тенор. Раз я слышал, как он своей жене говорил обо мне, что я жлоб. Я скорее лох, а не жлоб. Хотелось спросить у тенора, почему он так думает. А как спросишь? Ведь наши отношения внешне вполне корректны.

А вот еще. Как-то нужно было написать репортаж с выступления хоровой капеллы в Тараще. Капелла ехала туда автобусом. Я пришел перед отъездом, голодный. Спрашиваю их начальника, успею ли пообедать, кухня же вон рядом. Он глянул на меня и гаркнул в кухню:

— Зина! Пачему шофе ров не покорми ли?!

Он своей жене говорил, что я — жлоб

Ну, это весело. А было и наоборот. Тоже — с музыкой. В то общежитие, где мы жили с тенором, п оселили на одну ночь какую-то экзотичную детскую капеллу — из Пензы или еще откуда-то. Я узнал об этом и подумал: а дай поговорю с ними, и наша газета первая об этом напишет. Пошел. Поговорили. А с теми детьми — две старые девы. И они на меня как-то странно смотрели. Ну, они же из Пензы, может, им здесь все странно.

Поблагодарил я их, зашел еще к тенору, иду к себе. А там сидит наш комендант, простой парень, не музыкант, а тракторист. И говорит: "Ты не переживай, но только были у меня те две старые девы и говорили, что им спать страшно, потому что к ним маньяк приходил! Если бы я тебя не знал, и сам бы испугался, потому что это же дети, а тут — маньяк!"

Я едва не пошел объяснять им их ошибку. Вот была бы картина: на ночь глядя приходит тип, похожий на шофера, и рассказывает, что он не маньяк, а репортер.

Не пошел, но не спал всю ночь, переживал. Иногда это возвращается — когда не понимают свои, и ничего не докажешь.

×