Моя правая щека морщится, значит, я вспоминаю своего комбата. Как-то ротный старшина выдал мне такие стоптанные сапоги, что комбат спросил: "Што это за йипонец?!" Старшина говорит: "У него ноги такие, товарищ майор!"
Тогда комбат и сморщился. И я вот так же. Ноги у меня нормальные, и именно поэтому они и нагрешили много. Оставили какие-то места или людей, которые этого не хотели, потому что привыкли к тебе. Впрочем, ты грешишь не тогда, когда идешь отсюда, а еще тогда, когда пришел сюда, — где тебя не знали и не думали о тебе, и не любили, и не грустили от мысли о том, что ты сейчас так вдруг возьмешьи уйдешь. Я так делал, и вслед смотрела мать или мои дети. Потому морщусь, глядя на свои ноги.
Хорошо тому, кто сидит на месте. Если бы мог выбирать, я был бы спорышом. Эта трава растет в старых обжитых дворах, каких уже мало, и я такой оставил когда-то. Эту траву любят цыплята и девчата.
Эту траву любят цыплята и девчата
Вас когда-то клювиком щипал за руку цыпленок — очень нежно? То же чувствует спорыш, когда они пасутся там. Вот почему хочу быть спорышом, а во мне цыплята, и я никуда не денусь от них, и они от меня. У спорыша есть глаза. Но он маенького роста, потому видит лишь то, что чувствует: этих цыплят и — когда по двору идет девушка. Но спорыш не знает — она только пришла или уходит? Зато он знает другое. То, что я с детства хотел знать: тайну движения девчачьей стопы, когда она становится на пальцы и одновременно делает удивительное движение, будто птица, которая касается хвостом земли, а сам вот-вот взлетит, но тут же опять прячется в спорыше.
Это похоже на музыку, которая неуловимо плывет мимо тебя. Я бы разгадал тот секрет. Его грех не разгадать, потому что в том движении — кисть Бога, когда он хочет нарисовать что-то хорошее. Но он рисует не так, как мы. Он рисует не останавливая кисти.
Комментарии