"Нет времени для похорон" - Франклин Фоер

Мнения в издании The Atlantic обозревателя Франклина Фоера

Год войны, а мысли все время возвращаются к одному июньскому утру, когда я встретил Андрея Галавина - могильщика из Бучи.

Загорелый и с мешками под глазами, он стоял в конце лестницы на небольшом холме, который вел к церкви.

Могильщик был человеческим обломком войны. Какой-то мифологический персонаж. Он, казалось, был привязан к лестничной площадке перед церковью, обреченный проводить дни, рассказывая, а затем пересказывая свою историю посетителям, бесконечный цикл мучительных свидетельств. Каждый раз, когда по ступенькам поднимался бюрократ из ЕС, киевлянин, или репортер из-за рубежа, он начинал ее с начала.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Россия была, есть и будет угрозой" - экс-министр обороны Латвии

Прежде чем стать могильщиком, он был священником. Приехал из Львова - молодой верующий, жаждущий пасти стадо. Поскольку физической церкви в селе не было, ней стала старая железнодорожная станция.

Со временем мегаполис начал посягать на город. Выросли многоквартирные дома, кукурузные поля превратились в парки. В конце концов, дети, которых он крестил, женились, а затем сами стали родителями. Он построил на холме бетонную церковь с пятью позолоченными куполами.

Прошлой зимой до священника стали доходить слухи о войне. Утром 24 февраля наступило самое страшное. Он проснулся от звуков взрывов в непосредственной близости. Когда вышел на улицу, увидел российские вертолеты, летевшие низко над землей. Они шли на аэропорт Гостомель. В суматохе отправил жену и двоих детей во Львов, а сам отвёз машину на заправку, чтобы заправиться на случай, если самому понадобится бежать.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Западные самолеты на вооружении Украины смогут поражать цели в РФ" - Джеффри Фишер

Несмотря на свой ужас, держал церковь открытой, чтобы жители могли помолиться в час паники. Пока готовился к службе, россияне уже обстреляли здание. Он сказал прихожанам идти домой и оставаться там.

На второй день войны армия оккупантов начала рыскать по улицам. Прежде чем священник совершил путешествие из своей квартиры в церковь в поисках свечей, необходимых для обрядов, поклялся, что никогда не раскроет свою личность, опасаясь, что это обречет его на скорую смерть. Он слышал истории, как россияне казнили священника в соседнем городе.

На третий день увидел первый труп на улице. Это зрелище не испугало. Он привык видеть безжизненные тела. Чувствовал, что этот не будет последним.

Затем, так же внезапно, как прибыли, россияне покинули деревню - дразнящий момент надежды. Но снова вернулись и вели ожесточенную битву, чтобы захватить этот маленький кусок стратегической территории. На этот раз взяли город под контроль и намеренно разрушали его инфраструктуру. Жители стали заключенными в собственных домах и подвалах без еды, электричества, воды и связи с внешним миром. Даже подышать свежим воздухом на балконе было опасно - пьяные российские солдаты рассматривали украинцев, высунувшихся на улицу, как мишени.

Странно было жить в таком маленьком месте, и так мало знать о судьбе соседей. Священник собирал крупицы информации всякий раз, когда набирался смелости, чтобы дойти до церкви. Он узнал, что сотрудники местных сил территориальной обороны, которых видел сегодня живыми, на следующий день уже лежали мертвыми на улице. Друг и его дочь спрятались в подвале, а затем сбежали. Им повезло, потому что позже россияне взорвали их дом.

Недалеко от его церкви находилась больница с моргом. Но без электричества морг перестал работать. Кроме того, количество трупов превышало бы его вместимость. После того, как россияне убили женщину в ее машине, соседи похоронили ее тело неподалеку, используя номерной знак как надгробия, чтобы потом найти труп и, в конце концов, похоронить должным образом. Улицу начали выстилать тела, изгрызенные на куски быстро растущей популяцией бродячих собак.

Когда россияне посетили госпиталь в поисках своих раненых товарищей, а также раненых бойцов украинских сопротивления, которых могли бы пытать для получения информации, врачи упомянули о неработающем морге и проблеме гниющих трупов. Они просили разрешить похоронить мертвых. Поскольку кладбище было за чертой села, этот вариант не годился. Священник предоставил территорию своей церкви.

Россияне разрешили священнику и врачам использовать трактор для рытья траншеи. 10 марта прибыл грузовик с 67 трупами в мешках, которые свалили в яму. На следующий день это повторилось. Только мешков для трупов уже не осталось. Их завернули в ковры. Локти торчали из глины, когда те венчали братскую могилу.

У священника не было времени совершать похоронные обряды. Пока помогал хоронить мертвых, "Красный крест" следил за гуманитарным коридором, позволяя сельским жителям на автомобилях уезжать от российской оккупации. Священник ходил туда-сюда между братскими могилами возле церкви и охваченными паникой улицами, призывая прихожан покинуть адский пейзаж. Но не все смогли воспользоваться этой возможностью.

В оставшиеся дни оккупации россияне, казалось, употребляли больше алкоголя и вели себя с еще большей жестокостью. Расстрелян певец церковного хора. Священник видел фото жителей, со связанными за спиной руками, и казненных в затылок. На улице Яблонской трупы множились, как грибы.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Скандал в Минобороны и худший министр: Артур Переверзев о проблемах в ведомстве

Когда 31 марта украинская армия освободила Бучу, могилы на кладбище стали эпицентром внимания мира - самым конкретным из возможных свидетельств зверств россиян. 18 французских следователей эксгумировали их и провели судебно-медицинскую экспертизу. Императивом, извлеченным из Холокоста и каждого последующего геноцида, было тщательное документирование, чтобы никто не мог отрицать того, что произошло.

В день приезда я остановился во дворе за церковью, где уже начался процесс увековечивания памяти с венками и цветами. Тела переместили и похоронили, как они того заслуживали. Но я все еще мог видеть очертания бывших могил, потому что те были почти лишены травы и сорняков.

Могильщик был одет в голубую рубашку с рукавами, джинсы и сандалии, как дед из пригорода. Не было ничего, что физически идентифицировало бы его как священника. Пока он рассказывал историю, я не мог сопротивляться порыву, причинить еще больше боли. На каждом повороте истории спрашивал: "Что вы чувствовали?" Когда задал вопрос в четвертый раз, он мягко умолял меня воздержаться: "Я не могу допустить чувства в свое сердце. Если бы я это сделал, я бы не дожил до следующего дня".

Перевод Gazeta.ua

×