13 октября в селе Гроза Харьковской области прошли девять дней по погибшим 5 октября. Тогда в местное кафе прилетел российский "Искандер". Всего от удара ракеты не стало 59 человек.
В тот день местные жители собрались на поминальный обед по Андрею Козырю - военному, которого перезахоронил в родном селе сын Денис. До этого тело воина покоилось на кладбище в Днепре.
Вражеская ракета прилетела в тот момент, когда люди были внутри помещения. От удара оно превратилось в груду выжженного кирпича. Ее разбирали следующие несколько дней - чтобы найти всех погибших.
Корреспонденты Gazeta.ua побывали в Грозе на девятины трагедии. Узнали новые подробности и расспросили людей о Владимире и Дмитрии Мамонах, которые подозреваются в наведении ракетного удара по родному селу.
МЕСТО СКОРБИ
Первое, что встречает путников, которые с трассы поворачивают в село Гроза - кладбище. Оно больше похоже на кусок поля, который вместо подсолнечника "засадили" крестами и приземистыми бетонными и гранитными памятниками.
На самом деле, местность неровная и представляет собой небольшой холмик. На котором сверху и вокруг немного хаотично расположены с полторы сотни захоронений, начиная с середины 1960-х.
На Гугл-картах кладбище выглядит как могилы среди деревьев и кустов. Но чьи-то заботливые руки вырезали на кладбище всю лишнюю растительность – высокие сорняки и кустарник. Явно недавно, потому что стерня еще не успела почернеть и загрубеть. Лишь несколько кустов калины пылают гроздьями.
Такое приведение в порядок понятно – надо освободить место, потому что на кладбище теперь приходит много людей. Здесь много свежих могил. Десятки.
Это для меня самый страшный день
Яркие цвета пластиковых траурных венков светятся сквозь серую осеннюю мглу над мокрой коричневой землей. Они выглядят слишком – слишком бравурными, будто свидетельствуют о том, что жизнь изобилует. Но это последние дары, которые принесли живые – мертвым.
– Настюш, ты хочешь сфотографировать маму? Зачем оно? – невысокая брюнетка в черной одежде – штанах и куртке до талии – спрашивает у девочки подростка в бежевой куртке.
От мороси обе надели капюшоны.
– Я хочу, чтобы было, – отвечает тихо девочка.
– Ну хочешь – фотографируй, конечно, – женщина отходит немного в сторону от свежей могилы, на которой в прозрачном канцелярском файле стоит фото улыбающейся молодой женщины.
Любовь Козырь – местная жительница. Прожила всю жизнь в Грозе. Здесь родила и вырастила дочь, отдала ее замуж за местного парня Анатолия Пантелеева, четыре раза стала бабушкой. И здесь же стала опекуном своим внукам – в один момент потеряла дочь, зятя и его родителей.
– Это для меня самый страшный день. Это произошло в обеденный час. Это было 13:17, я посмотрела на часы – когда произошел взрыв, очень мощный. Я сразу поняла, что это по нашему селу, – Любовь едва сдерживает слезы.
Люба, детей наших нет
На поминальный обед она и не собиралась – не любит похороны, признается. Но ее дочь Ольга в тот день вместе с двумя подругами готовила обед для поминок. Кафе не работало, его открыл владелец, проживающий в другом населенном пункте. По просьбе родственников – его племянник Анатолий Пантелеев был товарищем погибшего военного Андрея Козыря, чье тело в тот злополучный день перезахоронили на родной земле.
– Я из дома сразу выскочила, а муж был во дворе – что-то на огороде делал. Он бежал тоже, и я говорю: "Валера, это у нас в селе и, наверное, по кафе". Мы были на другой улице, но выбежали – и нам было сразу видно, что это, точно, на месте кафе. Он сразу поехал туда, меня не пустил. Минут через 20 идет и плачет. Я сразу поняла. Он говорит: "Люба, детей наших нет". Я упала на землю, – плачет женщина.
Валерий второй раз поехал на место трагедии – и застал, как его дочь и зятя достали из-под завалов. У Анатолия под лопаткой был большой осколок. Лицо и руки Ольги были посечены, но не сильно, говорит мать. Когда ее вытащили, она еще была жива.
"Толя придет и меня спасет". Это были ее последние слова
– Олечка сказала: "Я жить хочу, не хочу умирать. Толя придет и меня спасет". Это были ее последние слова, их слышала Галина Ходак. А потом МЧС приехало, там работает зять моего зятя. Их живых было шесть человек. Сваха моя на "скорой" умерла. И вчера в больнице умерла моя подруга Галя Таран, (Галиной в селе называли бывшую заведующую детсада, а последние годы пенсионерку 63-летнюю Кильзайду Таран. – Gazeta.ua) ее сегодня хоронят. Нет слов, это – трагедия для всех нас. Село осиротело, – Любовь плотно сжимает веки, чтобы удержать слезы.
Любовь знала братьев Мамонов – Владимира и Дмитрия, которых СБУ обоснованно подозревает в организации ракетного удара по кафе. Говорит, до оккупации Владимир не очень общался со своим младшим братом – они от разных родителей. Но при россиянах стали одной бандой приспешников оккупантов.
– Я бы того, особенно старшего, щас бы собственными руками... То, что говорят их судить и в тюрьмы – это малое наказание. Чего их Украина должна кормить и содержать? Жаль, что у нас нет смертной казни, – лицо моей собеседницы наполняется гневом.
НЕТ ВЫХОДА
– Зять первый лежит, вторая лежит дочь, третья – сваха. Четвертый лежит сват. Там вон сзади – троюродный брат и троюродная сестра, – говорит Валерий Козырь, муж Любови.
Так, сука, промазывают же! А это не промазал
Он закуривает сигарету в нескольких метрах от жены. Но успевает сделать только несколько затяжек – обильный дождь притушивает сигарету.
– Так, сука, промазывают же! А это не промазал, – с надрывом в голосе вспоминает злосчастную российскую ракету мужчина.
Внукам, которым они с женой стали опекунами – 10, 15 и 17 лет. Это – дети старшей дочери Ольги. У пары еще есть младшая дочь, которая живет с мужем отдельно.
– Вчера уже оформил опекунство. Приказ вышел. За день оббегал все инстанции, – рассказывает Валерий, – Спасибо прокурору, главе администрации. На телефонном режиме были. Во всех службах пошли на встречу. Некоторых справок же нет в комплектации, а сказали: "Донесешь".
Дождь быстро размывает землю на кладбище. Она массивно липнет к обуви. Но Козырь на это не обращает внимания. Раз за разом смотрит на могилы родных, но долго взгляда на них удержать не может – глаза отводит в сторону.
А если умрешь, то что с детками будет?
– У меня выхода нет. Понимаете? – отвечает на вопрос о том, как удается держаться после пережитой трагедии, – Если бы это случилось и с внуками, то я бы с ума сошел. А так горе, страшная трагедия. Болит все. Но все поддерживают и в один голос говорят: "А если умрешь, то что с детками будет?". В интернат их где-то заберут. Но вы знаете, что в интернатах бывает. Есть, может, и хорошие. Но сколько я смотрел интервью об интернатах, то меда там мало.
Держаться Козырям помогает человеческое внимание. Помогали все, кто узнавал о трагедии, вспоминает Валерий.
– Люди хорошо помогли. И с похоронами, и копейками. Приезжал районный прокурор. Сказал, что они с киевскими ребятами связались и он будет заботиться о нашей семье. Взял у меня контактный телефон, карточку. Глава администрации еще был. Люди все поддерживают. Младшая дочь занималась моргом. Так говорила, что в Харькове люди останавливались: "Грозяне, мы с вами!". А морг там весь на улице. Ай, это ужас, – голос мужчины начинает дрожать, но он чудом сдерживает слезы.
Валерий, как и большинство селян, подозревают в наведении ракеты на кафе братьев Мамонов. До войны они работали в правоохранительных органах. После оккупации села – пошли служить к россиянам. Те сделали их "полицейскими".
Из руки ели! Если это они сделали, то это...
– Как наши заходили – они уехали. Но знаете – верится в такое и одновременно не верится. Они же из Толиковой руки ели (речь о погибшем зяте. – Gazeta.ua). Он щедрый был, зарабатывал. Он работал круглосуточно, свиней резал. Умел разрубать, сало взвешивал. Не жадный. Шашлыка накупил, привез. И они у него с руки ели. С руки ели! Если это они сделали, то это... Ну пусть следствие пройдет, чтобы уже окончательно все установили. Но ведь они были хорошими друзьями. Часто ужинали вместе. Почти каждый вечер: "Давай пивка попьем!". В карты играли. У нас такая игра была, "Козел" называется. Типа преферанса. Азарт был.
Месяца три назад Валерий с женой искренне радовались тому, что живут рядом с детьми.
– Думали, что уже и воды есть кому подать, и гвоздик забить. А теперь... Вот с 06:00 до 09:00 он (зять. – Gazeta.ua) кормил скот. Хотел поменять машину. Свиней много набрал – 21 и свиноматка. Хотел продать и купить машину. А старую, если не продать, то отдать сыну. Не было такого, что у них не было дома сладкого. И я на могиле поклялся, что если приду в дом и не будет на столе конфет, то...
Кончилось у тебя, детка, детство
Внуки сразу повзрослели после пережитого горя, говорит Валерий.
– Какой-то журналист приехал. Диму обнял и говорит: "Кончилось у тебя, детка, детство". А я ответил, что буду стараться, чтобы детство продолжалось. Ничего, люди помогут. Поддерживает весь белый свет. Весь мир всколыхнула трагедия. Звонит из Италии семья: "Приезжайте к нам. Мы на связи".
ПРЕДАТЕЛИ ИЗ ПОЛИЦИИ
На другом краю кладбища фотографии погибших родных к деревянным крестам привязывает Валентина Козырь – однофамилица Любови и Валерия. Она в один момент потеряла мужа, дочь, внука и сына.
Внук остался только. Ему 14 лет
– У меня здесь четверо, – говорит. – Это вся моя семья. Внук остался только. Ему 14 лет. Буду заниматься сама, отец не помогает, – говорит Валентина. – Невестка в больнице лежит. Собираюсь навестить ее в понедельник, с врачом поговорить.
Валентина не плачет. Но в ее глазах – пустота. Ощущение, будто женщина еще не полностью осознала реальность и живет с надеждой на то, что трагедия – это всего лишь ужасный сон.
– Свои же навели. Те, что в Россию убегали, а сюда передали. Эти Мамоны – все с ними дружили, – говорит эмоционально.
На кладбище перезахоронен и племянник ее мужа – Андрей Козырь. Именно по нему 5 октября и были поминки в кафе.
– Его жена Алина в гости ко мне приходила. Хотя я ей и тетей выхожу, но мы дружили, как подруги, – рассказывает Валентина, – Алинины родители дружили с Мамонами. Их мать (братьев-предателей. – Gazeta.ua) Наташа ходила к ним на чай и кофе. А они (братья Мамоны. – Gazeta.ua) так всех убрали. Я не была в оккупации здесь, уехала. А уже потом мне сказали, что они продались. Наиболее жестоким среди них был старший – Вовка.
Один Дима здесь есть и Юля. Мы грешим на Юлю...
Валентина на несколько секунд замолкает, поправляя очки.
– Говорят, что направляли, наводили на кафе. Одни звонили, другие – следили, чтобы люди уже за стол сели. Эти же Мамоны – бывшие работники полиции. У них здесь своя агентура была, среди населения осталась.
Оба собеседника предполагают, что если среди наводчиков действительно был кто-то из местных, то мог сболтнуть лишнего Мамонам в "дружеском разговоре".
– Один Дима здесь есть и Юля. Мы грешим на Юлю. Я была в поезде в тот вечер, как все произошло. Мне звонит ее муж Андрей и говорит: "А где Оля?". Я говорю: "А ты не знаешь, где Оля? Оли уже нет". Они может думали, что и я там была. Проверяли, – предполагает Валентина.
Это же дорогая ракета была. Им ею военных надо было убрать
С мужчиной они утверждают, что люди, о которых говорят – злоупотребляют алкоголем. И поддерживали Россию, когда она начала полномасштабную агрессию против Украины.
– Говорят, что им (Мамонам. – Gazeta.ua) и на России теперь будет расстрел. Потому что это же дорогая ракета была. Им ею военных надо было убрать. Не будут они там жить, – убеждена Козырь.
Вспоминая о службе братьев Мамонов в украинской полиции, сопровождающий Валентины утверждает, что вообще-то 80% здешних правоохранителей – стали предателями.
– Потому что в свое время набирали в здешнюю полицию всякий хлам. Они разве для людей что-то делали? Дрова здесь крышевали. Начальник полиции (районной. – Gazeta.ua) был здесь такой когда-то, что в школе бездарем считался. Но отец в Харькове служил и сюда его пристроили. Как Россия пришла – все они туда и пошли. Видел сам, как с машин отдирали ленты желто-голубые.
Пальцы на стол и металлической трубой. По почкам били, по ногам
Об оккупации села во время российского нашествия на Харьковщину, мужчина говорит коротко: "Пытали людей".
– У меня знакомый Илья прошел такое. Рассказывал, как привели на допрос к чеченцу, а тот говорит: "У меня нет слов "не знаю" или "нет". Если что – пальцы на стол и металлической трубой. По почкам били, по ногам. И наши, эти бывшие работники украинской милиции, били беспощадно.
РУИНЫ
Как такового административного центра, Гроза не имеет. Сельский совет расположен в Петрополье – селе в 9 км. Представителем власти в селе был староста – 60-летний Александр Нечволод. Погиб 5 октября.
Географически, почти в центре села были важные объекты: старостат, ФАП, магазин. Российская ракета моментально превратила все в кучу руин. Досталось даже памятнику погибшим во Второй мировой войне 30 односельчанам, расположенному в нескольких десятках метров.
Если ФАП и старостат еще можно восстановить, то здание магазина – это мешанина из кирпича, шифера, бытовой техники и других обломков. Смертоносный "привет" от россиян упал ровно на кафе – ту его часть, где люди только что сели за столы на поминальном обеде.
Сейчас территория кафе – это расчищенная до плитки небольшая площадка, с двух сторон которой еще сохранились фрагменты стен. Весь кирпич, стропила, остатки крыши и другие обломки сброшены в огромную кучу. Это спасатели перебрали и отбросили в сторону каждый обломок, выискивая фрагменты тел погибших.
На краю кто-то положил букет из красных роз, окутанных черной траурной лентой. Эти цветы уже засохли, зато в обрезанной пластиковой баклажке стоят свежие – голубые, желтые и цвета крови хризантемы.
Обожженный металл, разбитая штукатурка, и еще что-то органическое, что разлагается
Больше всего цветов – чуть подальше, на разбитой детской площадке. Рядом – поминальные лампадки. На пышном букете из темно-красных хризантем – розовая детская игрушка.
Капли дождя на ее больших пластмассовых глазах выглядят, как слезы.
Здесь вокруг разбросаны вещи – куртки, свитера, женские сумочки. Вещи помятые, побитые обломками и грязные от кирпичной пыли – видно, что они были под завалами.
Но больше всего поражают медицинские перчатки – десятки, если не сотни голубых кусков нитрила рассказывают о том, что здесь работали с большим количеством пострадавших.
Под дождем мокнут небрежно брошенные мягкие медицинские носилки, в углу участка под деревом – два новых, не использованных черных мешка на молниях – такие используют для тел.
И над всем этим витает ужасный запах – пожарища, на котором погибли люди: горелое дерево, мокрый обожженный металл, разбитая штукатурка, и еще что-то органическое, что разлагается.
НЕ СВОИ "СВОИ"
В Грозе почти все "свои" – родственники, друзья, соседи или кумовья. Здесь жили только 340 человек, кто официально числился в жителях по состоянию на начало Великой войны. Поэтому нет семьи, которой бы не коснулась трагедия. Многие имели личные отношения с Мамонами. И от этого тем, кто остался в живых, еще более горько.
Дом Василия и Любови Плетинок расположен практически напротив руин. Мужчина лет 60 в спортивных штанах, стилизованных под камуфляж, и черном свитере выглядывает на улицу из-за зеленых металлических ворот. Видно, что его белый одноэтажный дом получил повреждения: потрескалась кирпичная стена, разъехались дощечки на фронтоне крыши, да и сама шиферная кровля побита обломками, которые с невероятной силой разлетелись от взрыва.
Во дворе аккуратно сложены и накрыты пленкой новые доски, а также стопка листов шифера – стройматериалы предоставили благотворительные фонды.
Начинается ливень, поэтому Василий Андреевич приглашает на крыльцо под навес. В момент, когда произошел взрыв, он был на работе, рассказывает. А его кумовья, Николай и Нина Гриб, перезахоранивали своего зятя.
У нее обе ноги были переломаны, но они вытащили
Дома был 34-летний сын – как раз вышел во двор, и взрывной волной его отбросило метров на 15 к летней кухне, а сверху привалило металлопрофилем от забора. Крикнув матери, чтобы пряталась в подвал, потому что может быть еще один "прилет", сам выбежал на улицу. Оказал первую помощь прохожему – перебинтовал посеченную осколками голову. И взялся помогать спасать людей.
– Продавщицу привалило к стене плитой и холодильником. Он с еще одним взялись ее вытаскивать. У нее обе ноги были переломаны, но они вытащили. Потом приехали очень быстро спасатели и "скорые". Начали вытаскивать – первых, кто с краю был, вывели семь человек живых. Одну, Иру (Ирину Пантелееву. – Gazeta.ua), не довезли до больницы, а сегодня услышал, что еще одна в больнице умерла. А других искали по ДНК. Потому что от того нашли только пальцы, от другого – кусок стопы, – качает головой мужчина.
Видел, как спасатели выносили тела погибших и складывали возле забора. Тех, кого можно было опознать, опознавали родственники. Для других проводили ДНК-экспертизу.
Поступок Владимира Мамона, который навел российский "Искандер" на своих односельчан, считает ужасным. Но не удивляется. Потому что черное нутро этих людей уже успел узнать – во время полугодовой оккупации села.
– С Мамонами я конечно знаком, с его отцом вместе работал в тракторной бригаде. Отец, Сергей, вместе с ними уехал – они все в Россию сбежали. Он (Владимир Мамон. – Gazeta.ua), его отец, брат с женой – их там пятеро жило в доме, все выехали.
Ты уже стреляй, или что
Мужчина уже с легкой горькой улыбкой вспоминает страшные вещи. Например, как братья Мамоны приходили к нему во двор, ставили на колени и имитировали расстрел. Требовали выдать местонахождение сына – тот служил в АТО, а таких людей коллаборационисты в первую очередь выискивали, вытаскивали из домов и подвергали пыткам.
– Я же их всех четверых знаю – старшего Мамона, и трое еще пацанов молодых, наших, из района. Что же ты, говорю, в меня пистолетом своим тыкаешь. Ты уже стреляй, или что. Но ему было все равно, что я знаю его и отца – у него с головой проблемы. Они перебежчики – работали в милиции, а потом пошли за деньги служить оккупантам.
Сына Василия в конце концов нашли, забрали в каталажку, пытали. Неделю в селе держали и били, потом – месяц в Купянске. Родители поехали освобождать сына, а Мамон пригрозил: если еще раз Василий Андреевич придет, то у него "найдут" наркотики и оружие. В доме семьи Плетинок накануне, в отсутствие хозяев, устроил тотальный обыск, а мог что-то и подбросить, считает наш собеседник.
УЛИЦА, ГДЕ ЖИЛИ МАМОНЫ
Семья предателей жила в нескольких сотнях метров, через две улицы. Деревянный колодец с покрытием перед металлическим забором, за ним – одноэтажный дом из белого кирпича со спутниковой антенной на мачте, гараж, несколько сараев.
С десяток фруктовых деревьев за домом, дальше – огород. Во дворе бегают три курицы, упитанный пес, похожий на овчарку, вылез из будки, хлопнув цепью. Обитель выглядит безлюдной, но – не заброшенной. Кто-то таки за ним присматривает.
По улице идет невысокая женщина пенсионного возраста в темно-синих штанах и куртке с белым воротничком. Ее лиловая сумка-шопер почти одного цвета с пластиковыми галошами. Женщина держит в руках черный зонт.
Светлана, которая живет с матерью, в тот день не пошла на поминки, чтобы не подвергать родных Андрея Козыря лишним расходам – и так, мол, сложные времена. А еще, говорит, очень не любят такие события.
– У меня племянник не так давно в Бахмуте погиб. Я своего такого насмотрелась... Хоронили его в Харькове. На что там смотреть? Это чужое горе, пусть они его сами и поминают.
Спрашиваем, не знает ли, кто ухаживает за домом Мамонов.
Дружили семьями, и так их "отблагодарили" за все
– Они выехали год назад – сразу вместе с кацапами. Им эти люди, живущие напротив... – женщина запинается на мгновение и потом поправляет себя, – ... погибшие, ухаживали за хозяйством. Кормили, ухаживали, пока распродали все. На них же дом оставляли. Эти люди были рядом с ними (с Мамонами. – Gazeta.ua) всю жизнь, дружили семьями, и так им "отблагодарили" за все.
Среди погибших – супруги пенсионеров Николая и Нины Гриб. Это родители Алины Козырь – вдовы Андрея Козыря, которого перезахоронили в тот день. Николай Гриб дружил с Сергеем Мамоном много лет. Работали на одном предприятии, где Гриб был главным инженером, а Мамон – шофером. Жили по соседству, мужчины вместе рыбачили, женщины ходили друг к другу в гости. Еще одна соседка – 60-летняя Елена Крысевич ухаживала за свиньями, а после побега предателей – помогала распродавать. Погибла 5 октября.
Также за домом иногда присматривала теща Сергея Момона – мать его жены Наташи, которая живет в Шевченково. Но в Грозу приезжала редко.
– Мамоны всегда выражали какие-то пророссийские взгляды? – спрашиваем женщину.
– Да вроде нормальные были. Нормально общались с соседями, обычные люди были. А потом выяснилось, что не нормальные. Что им не хватало? Земли, хазяйство, огороды, квартиры в Харькове, в Шевченково – дома. Здесь сколько хозяйства – все.
В Россию, кроме семьи Мамонов, выехали еще несколько десятков человек. Преимущественно, зажиточные семьи.
О Владимире Мамоне местные вспоминают еще такие подробности. Жил он не в Грозе, а в поселке Чкаловском в 25 км отсюда. Когда работал "полицаем" (сотрудничал с оккупантами. – Gazeta.ua), со свинокомплекса в Чкаловском вывез много свиней: приезжал и указывал, сколько и каких животных хочет забрать. Затем резал их и продавал на рынке.
Отец братьев-коллаборантов Сергей Мамон сотрудничал с россиянами – сначала работал начальником элеватора, а когда он остановил работу, руководил коммунальным хозяйством.
Сергей мужикам в бригаде хвастался, шо он отбашлял русским
– А как Мамоны стали коллаборантами? Их заставляли? Или, может, договорились заранее и ждали здесь россиян?
– Да кто их заставлял? Никто. Он где-то работал в полиции, когда русские пришли и заняли тут посадки вокруг села, немного в клубе были. Русские начали всех проверять – кто в ментовке служил, кто был в АТО. И этих за шкирку взяли. Приезжали домой сюда с понятыми, делали обыск. А потом Сергей мужикам в бригаде хвастался, шо он отбашлял русским.
Тогда вроде обошлось, а через месяц-полтора – смотрим, а сыновья его уже пошли работать к русским полицаями. Еще одна женщина, которая работала следователем, также к ним пошла. Тоже уехала, и родители ее сбежали.
Во время оккупации Мамоны, хотя и совершали зверства в отношении односельчан, с соседями по улице имели ровные отношения, не трогали их.
Мимо нас проходит невысокий молодой мужчина в черных рабочих штанах, черно-серой флиске и черной же флисовой шапке.
– Здрасти, – здоровается, не останавливаясь.
– Здрасти. Саш, я правильно иду? – Светлана повышает голос.
– Куда? – мужчина останавливается и поворачивается к нам.
– За батонами. Написано вроде, у Ани, – позже Светлана объяснит нам, что у грозян есть закрытая Телеграмм-группа, куда сообщают актуальные новости о жизни села.
– Мне Серый тоже говорил. А Решетняк говорит – в клубе такое как. Не знаю, – Саша машет рукой и продолжает свой путь, чавкая ботинками по размокшей грязи дороги.
Наша собеседница объясняет: каждую пятницу в Грозу привозят "батоны" – белый хлеб, который раздают селянам бесплатно по гуманитарной программе. Раньше раздачей занималась 42-летняя Людмила Чегодаева. Она была очень активной – занималась волонтерством, организовывала доставку и раздачу гуманитарной помощи. Работала в сельском клубе организатором. Погибла 5 октября.
В эту пятницу хлеб снова привезли. Часть оставили в клубе – он расположен в другой части села, за небольшой плотиной. Половину хлеба оставили в единственном магазине, оставшемся в Грозе, у продавщицы Ани. Магазин на нее и ее сестру оставила хозяйка, когда выезжала за границу. Сначала – в Россию, оттуда удалось переехать в Финляндию, где сейчас и живет.
Поэтому ассортимент очень скудный, замечает Светлана. Но выхода у местных нет – идут туда, потому что основной магазин, которым пользовались местные, разрушен российской ракетой.
2 
1
Комментарии
1