Сорокаметровая исхоженная тропинка в селе Новеньке — единственная. От одного дома к другому. Вокруг сплошные заросли. Зданий за ними не видно: кусты, крапива и дикие сады. Вспаханный огород тоже единственный на все село.
Останавливаемся возле не разобранного дома. Где-то начала гавкать собака. Со двора выходит пожилая женщина с костылями. Едва передвигается. 77-летняя Татьяна Тарабара дома одна.
— Мы единственные жители Новенького, — устало вздыхает. — Муж как раз за дровами пошел.
Заскрипела калитка. Это Василий Тарабара, 78 лет, вернулся домой.
— Привыкли уже к одиночеству, — говорит мужчина. — Два года сами здесь кукуем. Оба местные, родственников не т. Двое сыновей было. Один в могиле, второй — в тюрьме. Из-за братоубийства. Куда нам идти? В трех километрах от нашего хутора село Будище. Там полторы сотни жителей. Пьянчуги оттуда, правда, зовут нас с бабкой к себе. Но им больше наши пенсии нужны. Вот огород нанимаем будищанце в обрабатывать – у самих сил нет. Живности, кроме двух котов и собак, не держим.
Супруги живут в отдельных домах, в 40 метрах друг от друга. Остальные здания в селе, их около двадцати, разобраны. У каждого из Тарабар во дворе по собака и кот.
— Жена живет в доме моего отца, — указывает Василий Тарабара. — Нельзя и на одну ночь оставить — сразу растащат. Здесь заезжих металлоискателей много слоняется. Все печи в заброшенных домах разобрали. Из колодца в 400 метрах от нас сняли ведро и цепь, — мужчина набрасывает на плечо веревку и достает ведро. — Вот так по воду теперь хожу. С 17-метровой глубины черпаю.
Электричество в Новеньком есть. Хотя хозяева рассказывают: бывало, по три месяца в темноте сидели. Телевизор выбросили, потому что сломался. Телефона нет. Для мобилок, говорят, уже старые. Новости слушают по радио, выписывают газету. За ней Василий Тарабара раз в неделю ходит за 3 км в Будище. Там и продукты покупает. Летом с тачкой, зимой — с санками.
— Иду и перед собой лопатой снег разгребаю, — Василий Тарабара кивает в сторону поля. — Перебираться в Будищи не хотим, потому что какая там цивилизация? Школу, говорят, закрывают. Двенадцать учеников в этом году было. А в 80-х здесь, в Новеньком, еще тридцать семей жили. Сразу после войны — восемьдесят дворов стояло.
Лиса уселась прямо во дворе, на шифере
— Живем, как в зоопарке, — смеется хозяин, глядя на привязанную небольшую черную собаку. — В апреле на огороде хозяйничал, как вдруг волк из кустов показывается. Я крикнул — еле ушел. А здесь второй выходит. Я давай свистеть, кричать — они убежали.
— А лисиц здесь много, — перебивает мужа Татьяна Игнатьевна. — Одна пришла и уселась прямо во дворе, на шифере.
Хозяйка уже двадцать лет по своему селу не ходила — из-за больных ног так и топчется вокруг двух домов.
В четырех километрах от Новенького — село Михайливка, где живут люди в семи дворах. Еще в трех километрах — Роща. Там тоже семь дворов осталось. Местные поговаривают, что из Будища через эти села будут вести асфальтовую дорогу. Якобы кто-то из богачей купил немного леса около местного озера.
С 1990 года с учета на Черниговщине сняли 35 сел. На 1 января 2008-го по данным сельсоветов в области есть 32 села, в которых никто не живет. Заброшенные села пока еще есть в государственном реестре.
— Четкой инструкции, как снимать безлюдные села с реестра, нет, — говорит Татьяна Дусь из областного управления статистики. — Обычно лет через пять после того, как в селе не стало жителей, оно официально перестает существовать. Но и сейчас есть безлюдные хутора, но они числятся в реестре. Для того чтобы снять их, нужно сначала решение райсовета. Потом областной совет примет окончательное решение.
Сельское население на Черниговщине начало уменьшаться в начале 1950-х. Больше всего сел сняли с регистрации в 1995 году — пять.
За 18 лет в Семенивском районе исчезло семь сел, Новгород-Сиверском — шесть, Корюкивском, Нежинском и Ичнянском — по три.
Одно новое село появилось в 2003 году вблизи города Прилуки. Существовало оно давно, его жители считали себя прилучанами. Теперь они живут в селе Тихом Заиздского сельсовета.
Комментарии