Человек начинает помнить себя только тогда, когда ему впервые хочется себя забыть. Так же происходит во снах, которые нам кажутся вещими. Уже забытые травмы прорастают там, как назойливые сорняки между аккуратными грядками морковки. Они полностью принадлежат прошлому — и не обязательно только твоему. Существуют травмы, пересказанные тебе, случайно услышанные или прочитанные. Однако самая яркая вспышка и самый большой позор принадлежат тебе и только тебе.
Мое первое детское воспоминание — это морковного цвета масляная краска.
Мне без месяца три года, стоит июльский солнечный день, и мои папа с мамой красят пол в комнате. Она длиннюща, как спортзал, и я стою, зачарованный и запыхавшийся, на пороге, потому что откуда-то прибежал, а вот такое чудо вижу впервые. Родители стоят на островках-кирпичах в смешных позах, а вокруг — блестящий морковный лед. И пахнет как-то тревожно.
— Папа! Мама! — кричу я с порога. Пустая комната вторит, и от этого становится как-то звонко. — Это лед?!
Родители стоят в смешных позах
Они молоды и красивы. Они смеются, покачиваясь на кирпичах. Отцу 35, как мне сейчас. Маме на пять лет меньше. Мамины рыжие волосы в цвет пола. На их головах — перевернутые вверх ногами газетные кораблики.
— Да! — отвечает папа.
— А можно покататься? — спрашиваю я.
— Можно! Катайся! — кричит папа.
Я делаю разбег, как футболист перед пробитием пенальти, и лечу. Точнее, смешиваюсь с морковной краской — белобрысый дурачок, который поверил в то, что среди лета возможен лед.
Тогда меня отмывали ацетоном, побрили и долго смеялись над моей глупостью. Так будто она была только моя.
Эту историю любил рассказывать своим друзьям папа. Теперь друзей у него настолько мало, что он уже переключился на моих. Честно говоря, мне теперь уже и не хочется забывать эту историю, как хотелось когда-то, когда я себя только запомнил.
Комментарии
6