Я учился в классе, где треть детей можно было считать де тьми-мажорами. На первый взгляд, все мы были равны, потому что носили одинаковую советскую форму — коричневую или синюю. Внешнее отличие между ними и нами заключалась в двух вещах: сумме ежедневных карманных денег и бутербродах, которые нам всем давали с собой родители в школу. Вместе с первыми мартовскими тюльпанами в их бутербродах мог появиться огурец, которого простым детям приходилось ждать до июля.
Всех нас одинаково заставляли пить молоко после первого урока. Мы выбегали сломя голову из класса после звонка на вторую перемену, чтобы первыми добежать до тети Вали с ее чебуреками по 18 копеек. На большой перемене чаще всего были пирожки с ливером — " тошноти ки" по 5 копеек. На 20 копеек ты прилично набивал желудок.
Потом наступил 1990 год, и тошноти ки резко начали дорожать, а под родителями де тей-мажоро в закачались стулья. Но после 1991-го вместе со смертью тошноти ко в, не выдержавших конкуренции в новых условиях, для них как-то все утряслось окончательно. Кто в бизнес пошел, кто выехал, а кто и ячейки новых партий возглавил.
Мы ели тошноти ки и разговаривали о мечтах
Я дружил с сыном последнего первого секретаря райкома КПСС Вовой. Наверное, потому, что мы были соседями и вместе ходили в школу. Мы вместе слушали "Deep Purple", пили церковное вино из 30-литровой канистры, курили "Космос". Вова никогда не выделялся и не пользовался своим статусом, как это делали другие мажоры.
Однажды, возвращаясь со школы, мы ели тошноти ки и разговаривали о мечтах. Вова тогда показал на городскую доску почета с фотографиями:
— Этого бы я точно для себя не хотел. На юрфак пойду или в военку засунут?
Недавно я узнал, что сейчас он продает металлопластиковые окна.
Комментарии
2