Дело Шеремета началось с того, что людей объявили виновными

Это пробел в уголовном процессе. Поэтому суды применяют такую ​​практику: то, что прокурор пишет - воспринимают на веру, как истину. А у прокурора есть обоснование, что на этой стадии не могу представлять доказательства, потому что это будет нарушением уголовного процесса. В процессе прописано, что сначала зачитывается обвинение, затем определяется порядок исследования доказательств. И только после этого на соответствующей стадии предоставляются эти доказательства. Здесь прокурор идет по набитой дорожке.

Еще два года назад такие решения о мере пресечения вообще не обжаловались в апелляционном порядке. Сейчас, после решений Европейского и Конституционного судов, они обжалуются. Но апелляционные суды, как правило, откладывают такое рассмотрение, или прокурор не является. И срок этого постановления истекает. Апелляционные суды не заинтересованы, чтобы быстро и своевременно рассматривать такие жалобы. Вот и в случае Антоненко - тянули. И была прогнозируемая такая ситуация, что его оставят под стражей. Здесь возможно изменение меры пресечения, если перед судом будут освещены новые обстоятельства, которых ранее не было: либо защитой, либо прокуратурой. Пока таких новых обстоятельств кто-то не предоставит, его будут держать под стражей.

Когда дело находится в суде - нет. Единственное ограничение, оно не прямо прописано, но вытекает из уголовного процесса: человек не может находиться под стражей больше, чем предусмотрено максимальное наказание за то преступление, за которое его судят.

 

При оценке необходимости применения меры пресечения оценивается не только возможность повлиять на доказательства. Доказательная база состоит из показаний свидетелей в том числе. И на них можно повлиять, если человек будет на свободе. К тому апеллирует всегда прокуратура. Что вот, осознавая неотвратимость наказания, он может избегать суда, скрываться, сбежать, влиять на свидетелей. Кто из свидетелей допрошен, открывается на стадии окончания досудебного расследования. То есть, обвиняемый понимает, кто какие показания дает. И с этого момента возможно предположить, что могут быть угрозы. Что "вот, ты на меня такое-то наговорил. Ну, давай, меняй свои показания". И суд должен это тоже учитывать.

Это не просто распространенная, это обычная практика. Для этого у нас в Украине сейчас под стражу и берут. Потому уничтожать доказательства или воздействовать на свидетелей могут адвокаты и родные, по большому счету. Поэтому говорить, что содержание под стражей в Украине во избежание рисков - это смешно. На самом деле, содержание под стражей используется именно как средство психологического давления на человека. Ему предлагают постоянно соглашение со следствием. Мол, давай, подписывай, мы тебя выпустим, получишь минимальный срок или условный. Прокуратура в этом заинтересована. Потому что им тогда не надо ничего доказывать. Человек пришел в суд, сказала, что признаю вину, иду на сделку, вот она, я все подпишу. То есть, они закрывают вопрос обвинения. А держа под стражей к этому очень легко склонить. О том, что его морозили, не давали теплые вещи, медицинскую помощь не оказывали, уже есть тысячи решений ЕСПЧ о том, что это пытки. Украина постоянно выплачивает деньги за это. То же самое касается и запрета свиданий. Свидания с родственниками, которые не являются участниками уголовного процесса, предусмотренные законом. Они предоставляются с письменного разрешения следователя. И раз в месяц он должен его давать, если нет основания запретить.

 

Очевидно, что наши силовые структуры используют уголовный процесс не как средство доказывания вины в преступлении. А как средство склонение любого лица, которое они определили, к признанию вины и склонению головы, скажем так. Даже если это лицо не виновно. То есть, построен процесс таким образом, что неравноправие в защите подозреваемого и в возможностях прокурора и следователя. Последние сейчас имеют серьезное преимущество. А человек не защищен процессуальными методами, чтобы это преимущество каким-то образом отбить. То есть, вот сейчас прокурор говорит: он виноват, он может убежать. Но он это ничем не доказывает. И человек, вместо того, чтобы по сути дела разговаривать и что-то доказывать, должен доказывать суду, что не будет никуда бежать. Хотя не должен этого делать. Это прокурор должен доказать, что он может убежать каким-то образом. Что он купил билет на самолет, готовит парашют, чтобы пересечь границу. А человек считается невиновным по определению. У нас презумпции невиновности, к сожалению, на этих стадиях процесса нет. А тем более в деле Шеремета. Когда дело началось с того, что людей объявили виноватыми на пресс-конференции должностные лица. Это яркая иллюстрация того, что презумпции невиновности в нашей стране не существует.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Убийство Шеремета: Аваков будет держать Антоненко до последнего

Прогноз здесь дать трудно. Потому что ситуация меняется. Дело слушается судом присяжных. Я ставлю себя на место прокуратуры, я бы очень серьезно давил и компрометировал присяжных для того, чтобы они не дергались вправо-влево. Такие громкие дела, как правило, непрогнозируемые. Судя с позиций защиты, которые они иногда озвучивают в СМИ, доказательной базы мало. Точнее, ее много. Но она вся под вопросом, спорная. И говорить о том, что там есть стопроцентная доказательная база - я бы не стал, пожалуй. Присяжные, это с одной стороны и надежда для них, что будет справедливое решение. А с другой стороны - это простые люди, которые ничем не защищены. На присяжных проще давить со стороны полиции и прокуратуры. И они примут решение, которое им скажут.