В Старой Збурьевке, Голопристанского раена, на Херсонщине обычные сельские проблемы решают двое "шерифов". О них рассказывает документальный фильм Романа Бондарчука. В прошлом году "Украинская шерифы" получили специальный приз жюри за полнометражный документальный фильм на Международном фестивале документального кино в Амстердаме. Украинская премьера фильма состоялась в Киеве на Международном фестивале документального кино о правах человека "Docudays". Мы расспросили режиссера Романа Бондарчука об "Украинских шерифах", селе и местных сепаратистах.
Как вы узнали о шерифах?
- Впервые я услышал о них, когда снимал "Новых героев" - серию короткометражных фильмов о простых людях, которые борются с коррумпированной системой. Героем одной из короткометражек был сельский глава Херсонского села Старой Збурьевки. Случайно он вспомнил о том, что в его селе есть шерифы. Оказалось, что это двое местных мужчин, которые работают общественными помощниками сельского главы. Они ездят селом и решают проблемы его жителей.
Чем вам понравилась история шерифов?
- Она очень динамична и просто беспроигрышная для кино. Когда я снимал фильмы до того, то с ними возникали определенные сложности: человек как будто интересен, и жизнь у него не скучная, но история никуда не движется. А шерифы через свою работу ежедневно сталкиваются с новыми вызовами. Кроме этого, появлялась возможность побывать в домах жителей села и увидеть, как вообще люди живут за пределами мегаполисов. Как человек, выросший в городе, я был просто поражен, когда попал в деревню. Там сразу начались истории, вроде жил в одной деда батрак, дед с ним поссорился и его выгнал... А батрак - это фактически раб, который работает за еду. И это для всех было нормально, никто особенно не удивлялся. Я подумал: это интересно, это наш шанс заснять настоящую жизнь.
А зачем вообще Старой Збурьевке шерифы?
- В Старой Збурьевке вызвать милицию практически нереально. Так же и со скорой: она просто так не приедет, нужно, чтобы обязательно вызов подтвердил шериф или сельский голова. И то, что люди так организовались, что вместо того, чтобы ныть, они делают все, что могут - очень хорошо. Даже уровень преступности в Старой Збурьевке намного ниже, чем в соседних селах. В Европе это называется муниципальной полицией. Я думаю, что это очень эффективная схема. Потому что такие люди знают всех жителей, знают, кто украл в магазине шоколадку и почему. Они - часть общества, а не какие-то чужие люди, злые через маленькую зарплату и измятую форму, которые едут на сто лет не нужный им вызов.
Как реагировали на вас и съемочную группу шерифы?
- Первые несколько дней шерифы были очень дружественными к нам, им нравилось, что ими интересуются. Затем они начали нас избегать. Иногда нам приходилось их буквально выслеживать. Это была такая игра между нами: что-то они хотели показать, что-то нет, а я пытался снять то, считал важным для фильма. Например, я очень хотел снять шерифа Виктора Григорьевича с его сыном во время рыбалки, у них очень трогательные отношения. Он позволил, и в шесть утра мы встретились. Мы сняли, как они садятся в лодку и уплывают, и вдруг он нам кричит: мы приедем назад в шесть часов вечера, можете еще и это снять. Где же рыбалка? Мы нашли какую-то байдарку, но там было так много разных разливов, рек, озер, и все в камышах, что мы очень долго Виктора Григорьевича не могли найти. Я изо всех сил кричал, он меня слышал - и не отзывался. Только часа через два мы случайно выскочили на какое-то плёс, где они ловили рыбу.
То есть шерифы - это и частично милиция, и социальная служба?
- Шериф рассказывали одну историю, когда человек - не знаю, он допился до белой горячки, или у него был какой-то кризис в жизни - выгнал семью из дома. И когда шерифы приехали с ним разбираться, он облился бензином, открыл газовый баллон, взял в руки коробку спичек и угрожал все взорвать. Тогда шерифы говорили с ним, пока из баллона не вышел газ и не выветрился бензин, и только потом уже сбили его с ног. То есть им, кроме всех других обязанностей, нужно еще и быть хорошими психологами.
Сколько времени вы потратили на съемки фильма?
- Фильм мы снимали дольше, чем планировали: от знакомства с шерифами до завершения съемок прошло три с половиной года. Время от времени съемки приходилось прерывать, чтобы найти финансирование. Но именно то, что они затянулись, и дало этот временной масштаб. Сначала это была просто такая чем забавная, чем удивительная история самоорганизации людей, некий социальный эксперимент, не более Но вместе с событиями в стране ситуация стала довольно зловещей. И в масштабе маленького села мы смогли построить эту аналогию с площадью и началом войны.
Старая Збурьевка - это такая Украина в миниатюре?
- Да, здесь даже есть местный сепаратист. Он рассказывает о большой Тартарии от Китайской стены до Северного моря и раздает всем паспорта человека. Сначала мы даже не понимали, к чему он ведет и практически его не снимали. В 2012 году его истории звучали просто смешно. Уже потом, когда он попытался захватить власть в деревне, стало понятно, что это на самом деле хорошо продуманная пророссийская технология, такая же, которые использовались на востоке. Просто здесь, на юге, люди оказались мудрее и сплоченнее, и не дали поймать себя на этот крючок. Хотя даже сейчас там останавливают машины, водители которых вместо прав показывают этот же документ человека.
Какие у вас впечатления от съемок?
- Мне было интересно исследовать сельскую реальность. Я хотел понять, какая Украина за пределами крупных городов, кто эти люди, с кем они себя идентифицируют, что в них в головах, как они живут. Я открыл для себя, что это общество очень ритуальное, причем многие из этих ритуалов выполняются просто по инерции. Например, празднования 9 мая сейчас выглядит довольно странно: это победа в прошлой войне, в то время как у нас есть война новая, которую мы еще не выиграли. Этим людям очень трудно идентифицировать себя, понять, что такое Украина в принципе. Они до сих пор смотрят российское кино, слушают русскую музыку, там до сих пор популярно радио "Шансон". Все это замешано на каких-то советских мифах, Глебах Жигловых и Володях Шараповых. В культурном плане украинского там почти ничего нет.
По вашему мнению, есть ли какая надежда на изменения?
- Изменения стали заметны с началом войны. Ведь даже в течении Майдана в Збурьевке еще не понимали, что происходит. Многие вообще ездили на Антимайдан за сто гривен в день, чтобы накопить денег на Рождество. Для них политика была абстрактным явлением. Они никогда не видели связи между тем, за кого они голосуют, что они празднуют, слушают, читают и смотрят, и тем, как плохо они живут. С войной эти связи стали более явными. Многие ребята из соседних сел погибли, постоянно ощущается опасность из Крыма. В селе даже создали местную самооборону, проверяют машины с крымскими номерами, следят за чужими. То есть теперь люди готовы защищать свою землю, они начинают думать, кто они такие, что они празднуют и для чего. И в этом есть надежда на перемены.
3 
4880
Комментарии