"Братья Гадюкины": В творчестве должна быть любовь и секс

8

Михаил Л ундин: У нас идет подготовка к новому альбому "Смех и грех". Вся наша жизнь - и смех, и грех. И песни у нас как раз такие же, как и название альбома.

Игорь Мельничук: Предпоследний "Made in Ukraine" написали перед революцией. Предчувствие революционного состояния висело в воздухе. Тогда и начали писаться песни. Когда начали делать репетиции для записи, состоялся Майдан. Мы репетировали, а сердцем были на Майдане. Особенно трудно было писать веселые песни для альбома, когда параллельно слушали новости, что люди погибают. Для меня непросто такие вещи совмещать. Поэтому альбом затянулся с выходом. Но мы не писали песен, посвященных революции, чтобы показалть, что мы на этих событиях вылезли из бетонных трещин.

"Смех и грех" будет немного светлее чем предыдущий альбом. Идет война. Но наши песни о войне в этот альбом не идут. Они будут отдельным сборником идти. На радио уже звучала песня "Йде нині война". Мы играли ее на передовой ...

И.М.: Я вам честно скажу, что скорее бойцы нам настроение поднимают, чем мы им. Когда ехали туда первый раз, я думал, там будут люди с темными глазами, зажатые - воины. А увидели светлых людей со светлыми глазами. Я когда оттуда приезжаю, у меня на неделю-две возвышенная энергия. Насколько мы им там нужны? Что мы им даем?

Петь для этих людей грустные песни нет смысла. Тем более, мы, "Гадюкины", всю жизнь пытаемся нести светлую энергию. Нельзя сравнить нашу жизнь и их, потому что мы спокойно ходим по Киеву, а там чуваки реально рискуют жизнью. Мы имели дело и с разведчиками, и с артиллеристами, и с танкистами. Ездили, ездим и будем ездить. Ясное дело, нас не везут на передок. Какая там может быть музыка? Но мы достаточно близко к этим вещам и к этим людям. Я их безмерно уважаю.

И.М.: Это песня Фоззи и Фагота. Они нам предложили присоединиться. Это наши собратья по музыкальному оружию. И нам было приятно. Сколько они существуют - столько мы дружим.

 

Павел Крахмалев: Это любимая тема Миши.

М.Л.: Мы совсем другая формация. Не попси-йопси. Потому что в нашем шоу-бизнесе - "на манеже одни и те же: петушка хвалит петуха за то, что хвалит он петушку". Нам с такими не по пути.

И.М.: "Гадюкины" - это некий летающий голландец, но населенный живыми моряками - нами. Он то там, то там. Мы себе просто возникаем или исчезаем. И нам не надо все время стоять в каком-то порту, как дорога яхта, сверкать парусами и показывать, какие мы афигенные. Мы немножко стоим вне этого мира шоу-бизнеса.

М.Л.: У нас видно только попсу. Есть много других. А где они?

И.М.: Скажу за себя. Меня мало интересует, кто там на манеже. Каждый должен делать свое дело. Если молодой певец или певица чувствует, что могут и хотят что-то сказать людям, они пробьются.

И.М.: Я слушаю английскую музыку. Мне кажется, музыкально они сейчас впереди планеты всей. Собственно, как это было и в 60-х годах. Америка тоже. И сама Бейонсе не просто поет песенки, а поднимает вопрос существования женщины в современном обществе. А песенки типа "я пришла, а ты не пришел, и что мне теперь делать?" - это пустота. Но, видимо, и такое должно быть.

Делать пустые песенки - это не гадюкинський путь. Иногда кажемся легкими и без тормозов, но на самом деле лично я считаю, что наши песни в каком-то смысле христианско-воспитательные. Если есть зло, в каждой песне мы ему выносим приговор. По-хорошему, без навязывания. Не надо никого ставить в угол.

И.М.: Не будем сейчас надувать щеки, но "ВВ" и "Гадюкины" основали украинский рок-н-ролл. Правда, на 20 лет позже, чем в Англии. Но так случилось, потому что не давали играть раньше.

"Кому вниз" я помню на фестивале "Червона рута - 1989". Мы еще с них смеялись, потому что мы в футболочках выступали, а они переодевались во фраки. Спрашивали их: "Вам, пацаны, не холодно?" Лето, а они те фраки одевали, сапоги. Но они с юмором воспринимали наш юмор. А мы в чем ходили, так и на сцену выходили. Ясно, что мы меняем чистые футболки и памперсы, но на сцене - ничего особенного.

Олег Скрипка ... Тоже можно сказать, наш товарищ. Но в десна мы с ним не целуемся.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Yuna-2018: стало известно, кто из музыкантов наградят "за особые достижения"

И.М.: Это хорошо, что нас отметили. Мы же начинали это, йолы-палы. Потому что, бывает, вручают Оскар наконец человеку в конце жизни. Выезжает тот 95-летний дедушка на сцену: колясочка, кислородный баллон. Мы еще своими ногами вышли, и, надеюсь, еще лет 20 будем выходить.

 

И.М.: Не все люди понимают, кто такие батяры. Это были молодые ребята, которые не давали себя в обиду и любили женщин. Гедонизм - это светлая сторона жизни: женщины, вкусная еда, выпивка. Они не были ни в коем случае какими-то воришками, которые хотели кому-то набить морду - как это сейчас туристам во Львове рассказывают. Это просто люди, которые любили жизнь. И собственно "Гадюкины" такие и есть. Мы так же любим жизнь и женщин.

И.М.: У меня есть товарищ, который говорит: "Игорь, ты вылез на сцену, чтобы снимать чувих". Я отвечаю: "Да в жизни такого не было!". Никогда не думал, что из-за того, что я рок-музыкант и натянул гитару, смогу заарканить какую-то девушку. Мы вылезли на сцену не ради знакомств с женщинами. Но я не знаю, как Павел, кстати. Павел, ты больше женился, давай, Павлуся, глуши.

П.К.: Я считаю, что в творчестве должна быть любовь и секс. Если этого нет, творчество теряет драйв. С тебя на сцене должна искриться первичная животная энергия.

И.М.: При чем тут животные? Мы о женщинах говорим! Я не могу сказать, чтобы фанатки бегали на нами толпами. Но конечно, были у нас романы.

И.М.: Не бойся и не проси.

М.Л.: Любить свой город, гулять и делать дела.

М.Л.: Изменился. Я счастлив, потому что Львов стал столицей джаза, о котором мы когда-то в 80-90-х мечтали. Ходили и говорили: вот бы здесь блюз играть, вот бы приехали сюда хорошие музыканты. И вот оно случилось, центр Европы. Атмосфера шикарная во Львове, домашняя. Это наш город.

И.М.: Но мы с Павлом уже 20 лет живем в Киеве. Миша - четыре. Построили здесь музыкальную студию, пишем много музыки к фильмам.

Киев и Львов совершенно разные. Несмотря на свою приветливость, Львов немножко острее, а Киев мягкий. Но я бы жил во Львове, если бы там были киевские возможности. Разные города, но и то и то является частью Украины. В Киеве много русскоязычных - это данность. Но они любят Украину не менее чем львовяне, которые разговаривают на украинском.

М.Л.: А я и сейчас русскоязычный.

П.К.: Я был русскоязычным. У меня родители русские. Львов - удивительный город. Я в детстве во дворе постоянно общался на русском. Никто не упрекнул. Но когда я уже учился в музыкальном училище, преподаватель языка и литературы как-то сказал мне унизительным тоном: "Павле, що, не можете вивчити мову? Це вимовляється просто". У меня характер такой, что я не мог то перетерпеть. И стал больше читать, больше слушать - задался целью ... Сейчас уже не знаю, на каком языке думаю.

И.М.: Моего отца в лет 5 учили читать бандеровцы. У деда и бабы был дом возле леса. Они к нам из леса приходили. И очень смеялись, как малый путал слова. Мы по-разному приходим к украинскому языку. Отец научил меня.

Я читал много статей Степана Бандеры. Он говорит, что в Украине живут многие народы. Бандера был против русификации, а не против русских. Здесь надо четко различать. Почему у нас сейчас такие проблемы с Донбассом, с Крымом - потому что людей обманули: если ты говоришь на русском, придут какие-то страшные бандеровцы с рогами. Степан Андреевич говорил: надо любить свою страну, и не важно, на каком ты языке говоришь. Конечно, надо знать язык своей страны, но это не является причиной для того, чтобы начинать стрелять друг в друга.

Мы были на передовой. Многие бойцы говорят по-русски. Некоторые наши певцы кричат, что на русском петь нельзя. Поезжай и расскажи это бойцу, который воюет за Украину. И я буду рад, если боец ​​таком патриоту прикладом выбьет зубы. Они все знают украинский, но некоторым из них удобнее говорить на русском. Он сейчас стоит с тем пулеметом, сидит в танке на границе. А что ты, какая-то крыса, сидишь в Киеве и рассказываешь, мол, бойцы должны разговаривать исключительно на украинском? Фигня это все. Любовь не имеет слов. Она есть энергия.

П.К.: Для меня конкретно "Слава Украине!" гораздо больше значит, чем "Слава Україні!" Когда боец по-русски прославляет страну, в которой он живет и за которую отдает свою жизнь, это дорогого стоит.

 

И.М.: Мне кажется, "Гадюкины" - это некое братство по состоянию души. Мы не выбираем людей, например, их уровень мастерства игры на инструменте. Мы с какими-то людьми прощаемся из-за того, что они выпадают из нашего общего поля энергетического.

Я закончил музыкальное училище. В консерваторию не пошел. Ибо "Гадюкины" мне перебили всю классическую малину. Или надо было бросать "Гадюкиных", чтобы идти в консерваторию. Как всегда, я сделал правильный выбор.

М.Л.: Всю жизнь я занимаюсь музыкой. В Клубе железнодорожников во Львове была у нас репетиционная база. Сергей Кузьминский говорит мне: "Давай что-то замутим. У меня есть тексты и желание". Так и пошло.

П.К.: Приобрел в переходе первую кассету "Гадюкиных". И затер ее до дыр. А тут приходит Игорек и зовет присоединиться. Мы поехали выступать в Луцк. К нам не очень хорошо отнеслись организаторы концерта, за нами не прислали машину. Мы обиделись, не пошли выступать и немножко попили вина на тот гонорар, который получили. Затем об этом написали все газеты. Я прихожу домой. А мой тесть читает в газете именно ту статью. Думаю: "Ну капец". Тесть закрылся ей. Потом вижу, начинает задыхаться от смеха.

Когда поехал с ребятами на концерт в Запорожье, спросил у них: "Под клавишные стойку брать?" - "Конечно, бери". А стойка была длиной два метра. Она помещалась только в трамвай и в поезд через окно. Они как увидели меня на вокзале с той стойкой, смеялись долго. Я должен был все гастроли с ней носиться. Но Кузя после концерта поблагодарил, что я ее взял. Кузя умел находить слова, которые нужны людям.

И.М.: Ну да, он тебе часто говорил, что ты какофонию играешь.

П.Л.: Упрекал, что все время много нот играю. Я только, может, год назад понял, что такое нужное количество нот.

И.М.: В нашем понимании конфликт - это Миша мне должен сейчас вылить этот стакан воды на голову, и я начну кричать. Но конфликт является двигателем всего, что происходит. В бесконфликтной ситуации ничего не случится. Поэтому у нас постоянный конфликт. Но он положительный. Мы три равноправные силы. Если бы мы начали меряться, был бы неправильный конфликт. У нас скорее танец по кругу.

М.Л.: Только повзрослели, помудрели. Багаж какой-то за спиной есть. Немножко жизнь прожили.

И.М.: "Гадюкины" - это стилистический симбиоз панка, рока, блюза, регги, джаза. Такими мы и остались. Наша сила в том, что мы такие, какие есть в повседневной жизни.

 

М.Л.: Когда у "Гадюкиных" появился альбом "Все четко", во Львове начали говорить, что мы поносим украинский язык. Но мы разговаривали и пели на том языке, который царил в настоящее время во Львове - на суржике.

И.М.: С одной стороны были "настоящие украинцы", которые утверждали, что мы поносим язык, с другой - коммуняки, которые придирались к текстам песен и к действительности, о которой мы пели. То есть мы были между молотом и наковальней. С одной стороны, надо надо было говорить на чистом шевченковском языке, а с другой - славить Советский Союз.

М.Л.: И тогда, когда мы были в опале год-два, нас заметила Алла Пугачева. И пригласила спеть на "Рождественских встречах" в Москве. Она приехала на концерт во Львов. Как раз искала молодые таланты. Кто-то из наших львовских музыкантов дал ей послушать наш первый альбом "Все четко". Ей очень понравилось.

После того как мы попали в Москву, Кремль дал зеленый, и нас в Украине начали уже любить.

И.М.: Когда мы вернулись, коммуняки и ярые украинцы сказали: "Гадюкины" что-то из себя представляют ". Но я вам скажу, не унижая роли Аллы Борисовны," Гадюкины "все равно стали бы" Гадюкиными ". Просто это было бы немножко медленнее.

И.М.: Сергей уехал, потому что начал заниматься электронной музыкой. В Украине ему было тесно. Ему даже там давали награды. Лучший композитор, пишущий транс-музыку. Кузя там достаточно нормально себя чувствовал. Но я как-то приехал к нему в гости в Москву. Это был 2005-06 год. Он вышел с собакой меня встречать. Был в себе желто-синей форме украинской сборной. На спине "Украина" огромными буквами. Он и там оставался львовянином. Он там делал просто свою карьеру. Но когда заболел, вернулся в Украину, все-таки умирал он дома.

 

П.К.: Можно ли разделить историю Украины со времени независимости? На самом деле так и есть. "Гадюкины" и независимая Украина - это совместные пути. Все, что происходило в Украине, происходило у "Гадюкиных". Я отождествляю творческий путь "Гадюкиных" и развитие событий в Украине как одно целое.

П.К.: Затихания нужны для того, чтобы понять, куда двигаться. Нельзя бездумно бежать вперед, не оглядываясь направо и налево без осознания, куда ты бежишь. И пауза была нужна. Не о чем писать в тот период.

И.М.: Я не согласен с тобой. Всегда есть о чем писать.

П.К.: Конечно. Дети растут, деревья цветут. Об этом можно писать. Но оно не будет болючее и конфликтное. Оно такое тихонькое. Нет ничего страшнее тихой жизни, потому что в ней всегда появляется какая-то ерунда.

И.М.: Когда умер Сергей, мы не думали играть. Дали концерт его памяти и разошлись каждый по своим нишам: Миша играл блюз во Львове, мы с Пашей писали музыку к фильмам. Но в 2013 году, когда до революции был год, мы решили собраться, начали писать новые песни.

Нам предлагали после концерта памяти Кузи: поездите, подавайте еще концерты, позарабатывайте денег. Мы сказали: нет. Мы не имели планов играть. Если бы все было хорошо в Украине, мы бы уже, наверное, и не играли. Мы как маркеры, вылезаем и говорим: не всё хорошо. Будет хорошо - мы снова пойдем на дно.

И.М.: Мы не живем за счет "Братьев Гадюкиных". Они абсолютно не является финансовой структурой, которая дает мне деньги на жизнь. Скорее для нас это дело энергии, какой миссии гадюкинской. Деньги мы зарабатываем в других местах. Если говорить о Гадюкиных, то участие в этом проекте - это нищета финансовая.

В 1990-х у меня было, когда я целый день перебрасывал доллары туда-сюда по разным курсам. Заработал за этот день два доллара. Продал их за купоны, которые еще связывали шнурками. Это было уголовное дело. Но у меня была маленькая годовалая дочка. Я принес домой вырученные деньги за два доллара разменянных, и мы жили на них неделю. И такое было.

П.К.: И у меня то же самое. Накануне поездки в Киев я двое суток играл свадьбу и заработал там какие-то мизерные деньги. Мы встретились с Гариком Кричевским. Он говорит: "Паша, надо что-то менять". Пришлось осознать, что надо действительно что-то менять.

И.М.: Она была лет десять назад в Украине. Приходила к нам в студию. Хорошо выглядела, кстати. Мы ее приглашали на трибьют Сергея. Я ей лично звонил в Америку, наговорил кучу денег. Мы ей собирались купить билеты, оплатить отель. Но именно в те дни она срочно должна была быть в Нью-Йорке. Не приехала. Не знаю, как Вика сейчас живет. Бизнес у нее не музыкальный. Может, у нее какой-то мужчина есть.

 

И.М.: Я верю, что будет все хорошо. Меня недавно спрашивали, нет ли у меня ощущения, что нас предали, бросили, обманули. Мы, украинцы, такие импульсивные. Нам кажется, что произошел Майдан, и через две недели мы ту всю сволочь выпихнули.

Я вижу это скорее как в регби: две команды сцепились. И мы должны сцепиться с этой всей высокой сволочью - лжецами, ворами, и выпихнуть их за поле. Может, лет десять нам придется в этом клинче стоять. Никакой спаситель не придет. Как говорил Черчилль англичанам в начале войны: "Все, что я вам могу предложить, - это кровь, пот и слезы". Я бы не хотел, чтобы слезы и кровь, но пот нас ждет.