Моя польская приятельница Аля, профессиональная синхрони стка, обслуживала как-то одного из многочисленных украинских премьер-министров, который прибыл в Варшаву с официальной делегацией на переговоры. Она переводила с польского языка на украинский и наоборот. Работа довольно напряженная. Поэтому, сев в машину с обеими премьерами, она счастливо расслабилась, когда оба — поляк и украинец — перешли неформально на язык своей комсомольской юности — российский

Они ехали куда-то за город и беседовали о делах — что-то об экспорте или переработке сельскохозяйственной продукции. Аля не прислушивалась. Она радовалась, что может отдохнуть, разглядывая засне женные зимние пейзажи за оконным стеклом.

И вдруг, в какой-то момент польскому премьеру не хватило российских слов и он вспомнил о переводчице:

— Цукрови бурак, — сказал он. — Как беньдзе по рус ски " цукрови бурак"?

Аля не знала. Ее делом было, вообще-то, переводить на украинский, а не на русский.

— Не знаю, — так и сказала она, равнодушно пожав плечами.

Перешли на язык своей комсомольской юности

Тогда украинский премьер снисходительно посмотрел на переводчицу и сказал с прижимом:

— Свекла! Сахарная свекла!

И угодливо повернулся к польскому коллеге, — то ли ожидая пятерки в дневник за хорошо выученный урок, то ли извиняясь за невежество малообразованной переводчицы.

— И с тех пор, — рассказывает Аля, — все ваши правительственные чиновники ассоциируются у меня с этой " сахарной све клой". На кого не гляну — " сахарная све кла"!

— Да нет, — сказал смущенно, — бывают и бураки.

— Бывают, — согласилась Аля. — Но в основном — " све кла".

×