"Дела Майдана продавали. Доказательства уничтожали" – сын Героя Небесной сотни

Папа всегда для меня был больше, чем папа – лучшим другом, без преувеличения или уменьшения. Когда с друзьями обсуждали Майдан, нам не нравился произвол правоохранителей. Мы думали поехать в Киев. Отец говорил: "У тебя есть бизнес в Черновцах, ходи на Майдан здесь, а я еду в Киев". 16 февраля я видел его за столом – у брата на дне рождения. Там обсудили, если он поедет – поедем вместе. Потому что Майдан в Черновцах – далеко не Майдан. 18 числа он получил звонок от побратимов и все. Уехал, – вспоминает Юрий. - 19 февраля говорил с ним по телефону, он сказал: "Сынок, сначала сдохну я, а потом ты, если надо".

Отец был ранен 20 февраля. Пуля попала в таз. В тот день получил сообщение, что он был ранен. Связи с ним не было. Удалось добраться до Киева. Ребята на Майдане рассказывали, что с пулевыми ранениями попадали только в шею, грудь и голову. То есть надежды, что он жив не было. Но мне удалось с ним пообщаться – дважды был в больнице.

Стреляли в него люди в черном. Уже потом стало известно, что это была "Черная рота". Он говорил, что были люди с автоматами. В бронежилете было много следов от попаданий. Врачи не дали его унести. Судьба бронежилета неизвестна. Если подниматься по лестнице Майдана Независимости, возле Жовтневого, то отец был ранен у центральной колоннады.

Он был в сознании. Говорили, что риска для его жизни нет вообще. 21 февраля один из врачей сказал: максимум что может быть – это потеря ноги. При транспортировке во Львове медбратья уронили каталку с ним. Думаю, это тоже оставило след. В Польше выяснилось, что в Украине ему рану просто затампонировали. Лечения не было. Забрали в Польшу, потому что говорили, что там лучше. Получилось как получилось. В Жешуве и в дороге туда с ним была мама.

В заключении о смерти написали, что тромб. Даже не указали, что в результате ранения. Сейчас многие семьи с таким сталкиваются.

Есть риск усомниться в том, что он погиб в результате участия в Революции достоинства. В медицинских учреждениях шло полное противодействие. Потому что люди, которые сидели 20 февраля в кабинетах, и ​​после этого долго там были.

Медициной. У каждого члена семьи героев Небесной сотни остался болезненный след, травма. Отец одного из Героев был здоровым человеком, а через несколько лет умер от рака. Онкологий среди родителей много именно из-за нервов. Брат решил стать врачом. Он теперь хирург-травматолог. Сейчас работает в Черновицкой городской больнице.

Нашу ГО учредили на День Независимости 2014-го. Создавали ее в условиях недоверия ко всем вокруг. Мы поняли, что нам, людям, испытывающим такую же боль, нужно объединиться. Чтобы тогдашней несформированной власти и правоохранительным органам помочь в расследовании. И чтобы сделать все возможное, чтобы память о Героях Небесной сотни жила в веках. А теперь видим попытки того же Андрея Портнова или Елены Лукаш (Портнов – бывший заместитель главы Администрации президента Януковича. Лукаш – эксминистр юстиции в правительстве Януковича-Азарова. - Gazeta.ua) убедить людей, что это не Революция достоинства, а переворот.
Наша общественная организация занимается коммуникацией с властью. Работаем и Минкультуры по мемориализации, с Министерством по делам ветеранов. Благодаря им и Институту нацпамяти на восьмом году наконец-то имеем централизованный церемониал памяти Героев Небесной сотни, который будет проходить по всей Украине по единому стандарту.
С 2019 года начали взаимодействовать с парламентом. У нас уже признано постановление, что Революция достоинства – это историческое событие. В прошлом году последовал законопроект о дополнении к Уголовному кодексу в рамках заочного осуждения. Есть еще много вопросов, но общественность за восемь лет сделала многое.

Их немало. Медицинских тоже. К сожалению, наше количество уменьшается. Матери и отцы сильно преклонного возраста. Есть ситуация с матерью одного из первых героев Небесной сотни Романа Сеника. Женщина – инвалид первой группы. По закону с ней должна быть медсестра, сиделка. Такого нет.

У нас есть закрытые страницы в Facebook, где выкладываем информацию. Если нужны какие-то изменения, то собираем собрание, чтобы как минимум 60 процентов голосов было для принятия консолидированного решения.
В организации я с первого дня. У меня было желание отомстить и найти сообщников-мстителей. Но я успел повоевать. На войне понял, что забрать человеческую жизнь не так уж трудно, а результата из этого минимум. И нужно быть более цивилизованными, идти по политическому пути. Сейчас пробуем это сделать.

Сразу, как появилась информация, что война идет. Вопрос идти или не идти на войну – не стоял совсем. Он был в том, как обойти маму. В первый раз уезжал, сказал ей за два часа до выезда. Утром мы были на Востоке, а ближе к сумеркам меня забрали обратно. Мама как жена Героя Украины сделала все возможное, чтобы меня вернуть. В следующий раз она только через полгода узнала, что я воевал.

Прокуратура ежегодно встречается с семьями, делает большую пресс-конференцию, докладывает, что сделали. До 2019-го делали брифинги, где говорили, как все плохо или хорошо, никогда не рассказывали, что нам нужно. Сейчас расследование продолжается. У нас проходят ежемесячные встречи. На них мы можем задавать вопросы офису генпрокурора и ДБР, на них дают ответы. Есть контроль общественности. Наша инициатива не дала сделать, чтобы департаменты, занимающиеся расследованиями, стали ручными Портнова или Лукаш. Это сдвиг и результат. О сроках, когда будет наказание, нам не говорят. Суды длятся долго. Адвокаты преступников используют все возможности, чтобы затянуть процесс. Так же были нападения на нас, чтобы мы немедленно поддержали строительство мемориального комплекса Героев Небесной сотни. Но это полностью уничтожает всю доказательную базу, которая есть на месте. Это позволяет любому адвокату сказать, что он сомневается в одном следственном эксперименте, прокуратуру обяжут снова провести его. А там уже будет липовая аллея. Эти вопросы первостепенные. Неоднократно их поднимали на встрече с офисом генпрокурора. К сожалению, от Музея Революции достоинства есть много писем о снятии ареста в ГПУ, Киевсовет. Наша задача – не дать возможность осквернить память.

У меня есть ответ на вопрос "Будут ли они наказаны?" Будут. Когда? Хотелось бы, чтобы завтра все сидели. Но я прекрасно понимаю, что этот процесс долог. Есть пример стран Балтии, где расследование таких преступлений длилось почти 30 лет. Я понимаю, что мои дети, которых у меня еще нет, могут увидеть достижение этой справедливости. Но делаем правильные шаги, чтобы справедливость наступила. Мы видим результаты уже. У меня за эти годы на один иностранный язык стало больше. Это русский. И результатов у нас много – они составляют картину, что Украина является украинской. И за это надо благодарить наших героев и родных, Героев Небесной сотни.

По УПК, если у человека есть три адвоката, у них есть множество возможностей затягивать дело. Если один из адвокатов не явился – заседание можно переносить. Если один из них задействован на другом заседании – его можно переносить. Одно заседание на начальной стадии длится уже пять с половиной лет и не дошло до рассмотрения по существу. Плюс это не позволит никому говорить, что прокурор плохой или адвокат плохой. Есть четкие рамки КПК, по которым они работают. Если его изменить, это поможет не только делам Майдана, а героям Небесной сотни воплотить их мечту – верховенство права.

Прокуратура признала потерпевшим в 2015 году. А в суде – в 2020-м. Первый допрос был в декабре 2020 года. Вопросы к следствию есть. Я не знаю, почему мы в такой ситуации, но точно знаю, что кто-то недоработал. И сейчас мы делаем то, что должен был кто-то сделать восемь лет назад. Сейчас что-то делается, несмотря на то, что все говорят: эта власть не наша.

У общества есть запрос на приговоры и непонимание происходящего. У нас есть управление расследований дел Майдана в ДБР, которое работает, не покладая рук. Есть департамент спецрасследований в офисе генпрокурора. И они тоже трудятся. На брифинге их спрашивают, почему нет результатов за восемь лет. Но они не занимаются этим восемь лет. У украинцев есть запрос на справедливость, а как этого добиться – не знают. Надо знать, что происходит. Почему прокурор не может бегать по залу суда с шашкой? Не все это понимают.

 

Встречались, когда была исполняющей обязанности руководителя ДБР. А дела расследуют не генпрокуроры. Предыдущий генпрокурор работал, а дела Майдана продавались непонятно куда. До 2019 года для работы прокуроров было больше вопросов, чем сейчас.

Те вещи, которые он мог сделать, не сделал. У меня есть вопросы к работе прокуратуры за его период руководства. Меня допросили в 2020 году. Я общался с отцом. Он передавал информацию. Я думаю, что она гораздо важнее, чем кто в какой куртке был.
Сейчас расследование двигается быстрее. Есть системность и порядок.

Верю. Для меня Революция достоинства завершится, когда будет верховенство права. За это сражался мой отец.

В 2015-2017 годах на Институтской на Аллее Героев Небесной сотни исчезали ситилайты, которые имели следы попадания пуль. В доказательной базе их уже нет. Недавно была авария на Аллее Героев. Человек заехал в столб, на котором есть следы попадания пуль. Музей Революции достоинства хотел отдать это прокуратуре, прокуратура хотела отдать Музею. Я обратился к ним – это место преступления, как так можно? А вы хотите, чтобы мы сохранили это? Конечно, хочу. Приехала экспертная группа. Сделали реставрацию. Под тем же углом поставили столб. Это о чем говорит? До этого момента не было такого запроса. У прокуратуры было немного другое видение. Вот и ответ. Так нашлось бы еще 100 машин и все бы снесли и не было бы там никаких улик. Еще бы грейдер с опущенным ковшом проехал и уничтожил все улики. Это ведь не случайность. Это делают системно. Если посмотреть на вандальные акты по месту преступления, то они происходят постоянно под какие-то даты. К большому сожалению, раньше случались чаще.
Ответственный за этот участок Музей Революции достоинства. Мы неоднократно обращались в МВД, чтобы установили там камеры видеонаблюдения. Удалось только добиться, что дали патрульную машину, прекратившую там позорную парковку. Титаническая работа была с инициативой "Защити Институтскую".

Я общаюсь с семьями и вижу эту проблему – непризнание. У нас есть удостоверение серого цвета. Его не воспринимают нигде. Льгот по лечению нет. Сейчас мы работаем с Министерством по делам ветеранов, чтобы Верховная Рада изменила некоторые положения законодательства. У меня удостоверение "Участник боевых действий". Серого нет. А с УБД имел ситуацию. Перед Пасхой ехали с ребятами. Предпоследний автобус нас шестерых отказался брать. Хотя у нас были билеты. Он набрал людей по Бла-бла-кару. Всё решается. Для этого наша организация и создана. Перед нами пока открываются двери. Можем добиться справедливости не только по отношению к нашим родным, а вообще. Надеюсь, что мне удастся реализовать начатое.

Был на Грушевского, когда в 2014 году Юлию Владимировну привезли на Майдан. Тогда кому-то дал комментарий, что мы стояли не за Тимошенко. То же ей повторил, когда приезжала к студентам в Черновцах. Принять участие в выборах позвал местный активист. Так случилось, что раньше спас ему жизнь. Согласился, потому что подумал, что смогу больше помогать людям. Но потом отказался. В 2019-м мне предлагали идти в Верховную Раду в одну из шикарных фракций. Сказал, что я буду говорить правду. Если ваша позиция будет расходиться с моей, можно ли так? Переговоры они не продлили. Не хочу этим заниматься.