"Мечтал выжить и не думал об оторванных ногах" – Олег Симороз

Не понял, что произошло. Лицо все было в крови, потеря зрения, частичная потеря слуха от контузии. Это была травматическая ампутация обеих ног. Очень сильная боль. Чувство, что умираешь. Не можешь пошевелить ни одной мышцей. Было похоже, что это конец.

 

Перед смертью нужно аккумулировать все. Кричал. Не помогало поначалу, никто не подходил. Устал кричать. Но в конце еще раз собрался и мои ребята, вылетевшие из машины, прибежали помочь.

Постоянно терял сознание. Это как очень плохой сон и страшные американские горки. Мозг начинал паниковать, потому что не понимал, что произошло. Ехал, ехал, а теперь вот. Всё очень быстро. Мозг не понимал, что произошло. Уже начал борьбу за жизнь. Когда включался, понимал, что нужно больше времени находиться в сознании.

Уже в Днепре на следующий день. Я где-то сутки был без сознания. Пришел в себя, смог увидеть что-то на один глаз. Сказали, что ампутация. Отец был рядом – он служил со мной. Сказал, что взорвались на мине. Трудно было. Но я ясно осознал, что в таких ситуациях люди умирают. Мне повезло. И я постепенно отпустил ситуацию. Радовался, что могу говорить, обнять родных. Надо было двигаться дальше.

Первые дни было тяжело. Не сама ампутация, а то, что нужно пройти реанимацию. Было критическое состояние. Мечтал выжить и не думал об оторванных ногах.

Отношение сейчас изменилось. Работаю на протезах. Трудно, потому что это не ноги. И никогда не будут ими. Но много планов и мечтаний. Не оборачиваюсь назад. Двигаюсь дальше, занимаюсь реабилитацией. Жизнь очень коротка, чтобы уделять время таким штукам как депрессия.

Самая тяжелая была реанимация. Запомнил большой наплыв раненых. Очень высок уровень врачей. Хорошее отношение было в Киевском военном госпитале. Не хватает базы – нормального оборудования. Люди уже перешли на нормальные стандарты и протоколы, а им базы не создали. Волонтеры многое закрывают, но так не должно быть. Все должно быть системно и упорядочено государством. У нас сложные ранены каждый день и их много.

Даже стены играют роль в психологическом состоянии. Я сейчас на реабилитации в приватном заведении на бесплатной программе. Здесь есть четкие протоколы, как перекладывать пациента с кровати в каталку. В госпиталях это делается на простынях.

Это было в реанимации больницы Мечникова.Я благодарен врачам там – они профессиональные и спасли меня. Но это было. Трудно вспоминать. Это психологическую роль сейчас уже сыграло. Такие действия младшего медицинского персонала были систематичны. Достаточно жестокое отношение. Я слышал как при мне у моей кровати сговаривались, как будут прогуливать смену. Неоднократно говорили, что достал их. У меня была трахеостома и я просил воду чмоканием. Уже дальше в Киеве в военном госпитале почувствовал лучшее отношение, младший персонал всегда относился с уважением.

Врачи делают титаническую работу, а эти люди их подводят. Но это было. И это не о том, что мне ничего нельзя. Это были просто выпады в мой адрес. Эти люди понимали, что им в ответ никто ничего не сможет сказать. Понимаю, что трудная работа. Но так нельзя.

Поддержка друзей и родных. Общение о будущем и настоящем. Ежедневная поддержка и понимание, что становится легче. Но месяц лежать в одном положении тяжело. Сильно потело тело, велик риск получить пролежни. Постоянно были родители и любимая. Приходили друзья. Было нелегко, но пытался отвлекаться.

Очень недолго. Я говорил, что все хорошо, философствовали с ним. Но я больше доверял своим друзьям. С ними легче было говорить. Не был готов говорить о чем-то глобальном с психологом.

В госпиталях психологи работают. Но помощь посредственная. Стены советские, восемь человек в палате, пробки на операцию – по 20 минут ждать. Это все не очень удобно и не помогает верить, что все будет хорошо. Мне откровенно стало легче, когда я попал в частную реабилитацию. Когда перестал чувствовать, что я в больнице. Там постоянная тревога и постоянное уныние. Постоянная неуверенность.

Клиника проявила свою инициативу. У них большой опыт восстановления и реабилитации. Помогают военному госпиталю. Сами выбирают пациентов. Был в тяжелом состоянии и мне удалось попасть. Значительно больше время могут уделять и лучшие условия. До этого месяц занимался в военном госпитале. Очень крутая была реабилитолог. Искренне восхищаюсь. Женщина приехала из Харькова, отдавалась по полной. Но у нее не было ни оборудования, ни содействия от Медицинских сил. Мы занимались прямо в постели. А потом попал в другое заведение – трижды в день занимаюсь, постоянно тренируюсь. Спина начинает вспоминать, что она должна двигаться, а не в постели лежать. Эффект получили гораздо лучше. Но здесь не от специалиста зависит – человек в госпитале хотел помочь, но не было чем.

У меня отложилось ясное впечатление, что командование Медицинских сил не понимает вообще, что такое реабилитация и протезирование. Они думают, что зажили раны, оделись протезы и иди гулять. Это не так. Очень много вопросов к командующей Медицинскими силами. В ответ постоянно неадекватная реакция, что все хорошо. Сложилось ясное впечатление, что человек летает где-то в облаках.

У меня самая сложная ампутация для протезирования – двойная и выше колена. Сейчас получил первые протезы – гидравлические. Они по государственной программе – британский коленный модуль и стопы американского производства. Всё собирается в Киеве. Неплохая мобильность, но чтобы вернуться к активной жизни при такой ампутации, протезируют электронными коленными модулями. Государство начинало этот процесс протезирования. Но сейчас процесс приостановлен. И государство эти колени не покрывает. Мои друзья объявили сбор, деньги собрали. Одно колено – 2,5 миллиона гривен. Будем пытаться становиться на электронный протез. Параллельно работаю на гидравлических. Это хорошая физическая нагрузка.

Буду становиться на электронное колено и хотелось бы больше сотрудничества с государством. Здесь еще много проблем – от ребят слышал очень многое об этом.

 

Это вопрос бюрократии и каких-то договорняков. Потому что государство будет компенсировать гидравлическое колено все равно, где. Соответственно, если у меня есть средства на более современный протез, то не прошу больше денег. Прошу дать ту же сумму, но на электронное колено, а разницу покрою я. Законодатель говорит, что это возможно. На практике это не работает. Почему – много вопросов.

Это было мое первый пост после ранения о позорном голосовании за законопроект 5655. Он значительно расширяет права больших капиталов, строительной мафии. Нивелирует деятельность активистов. Потому что мы раньше были в неравных условиях, а этим законом отнимают любую возможность для борьбы. Разрешения будет сложно обжаловать или отменить. Я резко высказался, потому что пока был на фронте, Елена Шуляк занималась не запретом "ОПЗЖ", а договаривалась как собрать голоса в интересах строительной мафии. А на голосовании в комитете ключевые голоса дали депутаты той же ОПЗЖ, которые вообще не были в парламенте. На сессии во втором чтении они приняли этот законопроект именно с "ОПЗЖ". Я резко выразился. Меня в соцсетях поддержали.

На следующий день ко мне в госпиталь пришла Шуляк. Без предупреждения и разрешения родных. Хотя я был очень в тяжелом состоянии. Две недели прошли по последней операции. Мои лучшие друзья спрашивали разрешения у родителей, чтобы навестить. А Елена пришла просто так. Подняла на уши руководство госпиталя. Выгнала военного, лежавшего со мной в палате. Спросила, какие у меня вопросы. Это был диалог, будто я к ней пришел. Начала делать из меня дурака, будто не знаю, о чем пишу. Намекала, что я получил деньги на лечение. Я сказал ей, что она с Шуфричем будет гулять на прогулке в тюрьме.

Шуляк пыталась замолчать эту историю, потом когда был скандал, написала издевательское сообщение – якобы просила прощения. Это тоже не удалось. Скандал дорос до того уровня, что президент не подписал закон. Шуляк продолжает вести себя цинично – говорит, что пришла навестить ветерана. Это был не просто разговор – это было выяснение отношений. Я эту историю не отпущу – они голосовали с ОПЗЖ, пока я на фронте, а потом она пришла ко мне – это какая-то корона на голове. Должна отвечать за свои действия перед судом.

Никак. Пробовала дальше давить и запугивать. Были намеки через посредников, что мне нужно помириться с ней. Все знали, что я собираю на протезы, поэтому через людей передали вопрос, не хочу ли закрыть сбор и примириться. Отвечал четко – лучше выберу не ходить вообще, чем на средства Шуляк и строительной мафии. Считаю ее врагом для себя и для народа и жду, чтобы она понесла наказание.

Реальные последствия – это решение рук строительной мафии. Он позволяет делать застройщикам все что хотят. Это и вопрос генерального плана городов, и сужения прав активистов. Застройщик сам будет выбирать, кто будет его проверять. Киев – каждое второе-третье строительство незаконно. Все эти застройщики имеют разрешение. По закону Шуляк, если эти разрешения есть, общественность должна закрыть рот. Я не увидел там проблем для чиновников, выдающих разрешения. Они могут возникнуть только тогда, когда у нас будут прозрачные суды и нормально заработают антикоррупционные органы. Когда не друг Шуляк возглавит НАБУ, а будет прозрачный конкурс. Тогда поборем коррупцию, в градостроительной отрасли тоже. Сейчас – это просто развязывание рук застройщикам.

Президент не подписал документ. Я обращался к нему, к международным партнерам. Меня наши союзники поддержали. Говорил с несколькими депутатами Европарламента и получил поддержку. Это в резолюции о вступлении Украины в ЕС и НАТО. 17 пунктом Европарламент призывает президента не подписывать 5655. Шуляк, когда рассказывает о поддержке Европы, цинично лжет. Президент проигнорировал петицию ветировать проект закона. Хотя более 40 тысяч подписей собрали за два дня. Но решение ветировать Зеленский все еще не принял. Хотя он может это сделать. Были законопроекты, которые президент ветировал после срока, отведенного для такого решения. Потому еще раз призываю Зеленского поддержать народ, а не строительную мафию.

Земля. Занижают цены и наносят ущерб государству. Там, где нельзя строить, чиновники просто получают средства за незаконные решения. Самая большая проблема – это бесконтрольность. Контролирующие органы не работают. Мы должны равняться на ведущие страны мира, где наибольший уровень ВВП и удовлетворения жизнью. А там область градостроительства зарегулирована. Там есть проверки, там нужно получить массу разрешений, община и муниципалитеты имеют большие полномочия останавливать строительство. Там есть мораторий на строительство в зеленых зонах, исторических районах, там есть генеральная планировка. У нас это не работает. А 5655 ослабляет все эти вопросы для застройщиков.

Да. Чувствую большую ответственность от поверивших мне людей. Когда поддержали в истории с Шуляк. Поэтому да, такой план есть. Пока планирую отдохнуть, очень много времени не был дома, заниматься волонтерской деятельностью, контролировать государственные расходы, закупки на ненужные сейчас вещи, пытаться направлять больше средств на поддержку армии. Готов ли я брать на себя ответственность? Да.

Этого не знает никто. Поэтому, когда люди дают прогнозы, они ничего не понимают. Это либо очень недалекий человек, либо просто дилетант. Я знаю, что происходит на фронте – я был там, мои друзья там. Потому могу сказать, что это долгая история. И мы должны к этому готовиться. Должны принимать более жесткие решения. Война надолго. Выйти на границы 1991 года – это тяжело. Вопрос о лете в Крыму не может быть поднят сейчас. Самое главное для нас – жизнь и здоровье наших бойцов. Потому это будет медленно. К сожалению, война будет продолжаться долго.

У нас есть враг внешний – Россия. И внутренний – коррупция, непрозрачные суды, правоохранительные органы. Все это нужно менять. Граждане должны понимать, что должны уважать свое избирательное право и выбирать достойных политиков. Разбираться в политике. Если она тебе неинтересна, она тебя будет бить. Победим внешнего врага и нужно победить внутреннего. Все эти закрытые декларации, непрозрачные закупки, отдыхающие за рубежом депутаты – все это очень однозначно. Уголовная ответственность, люстрация и прозрачные конкурсы. Иного не дано.