Я с детства знаю слово "сюргюн", оно на крымскотатарском означает "изгнание". Бабушка с дедушкой часто брали меня на митинги, связанные с депортацией. Бабушка была депортирована, когда ей было 17 лет. К ним домой пришли НКВДисты якобы делать перепись населения. Через два дня вернулись. Дали на сборы 15 минут и депортировали. У дедушки такая же история. Они с бабушкой познакомились уже в Узбекистане.
Мы не смогли вернуться назад в Бахчисарай в 1989 году, когда это стало возможным. Дома или вообще не продавали, или цены на них были искусственно завышены. Советская пропаганда сильно пугала население, которое было завезено в Крым после 1944 года. Мы вынуждены были купить дом в селе Геройское - между Саками и Симферополем.

С поездками по полуострову, большим количеством друзей, гостей дома. Помню большие крымскотатарские праздники. Приезжали люди из разных городов и поселков. Праздновали дух единения. Когда был маленьким, у нас дома всегда оставалось много людей. Жили неделями. Они возвращались из Узбекистана и искали для себя дома в Крыму.
В 1990-х наша семья занималась сельским хозяйством, потому что крымских татар тогда не брали на работу. Шучу, что мы стали первыми бизнесменами в Крыму. Торговля, туризм и сельское хозяйство появились на полуострове из-за того, что крымским татарам нужно было как-то выживать.

У нас была очень разная кафедра. Большинство проукраинских преподавателей сейчас в Киеве. Остальные - откровенные российские шовинисты - продвигали политику Александра Дугина (российский политолог и философ, пропагандирует ультранационалистические имперские идеи. - Gazeta.ua). Они до сих пор преподают в Крыму. Некоторые из них стали идеологами "Крымской весны" и пропагандонами Аксенова. Когда я был студентом, только одна преподавательница предложила выбрать язык, на котором изучать предмет. Все остальные сразу преподавали на русском.

КрымSOS - это реакция на первые события в Крыму. Сначала писали новости, а потом начали принимать первых переселенцев, помогать журналистам и правозащитникам. Мы отслеживали все события и фиксировали их. Затем помогали переселенцам из Донбасса. Сейчас наша организация имеет несколько функций. Адвокатская - помощь внутренне перемещенным лицам. Правозащитная - мониторинг по нарушению прав человека, поддержка адвокатов политзаключенных и их семей в информационной компании. Мы предоставляем юридическую консультационную помощь тем, кто сейчас живет в Крыму.

Большинство осталось. Вернулись только те, кто не смог себя здесь найти. Важно быть в крымскотатарской среде. Если в Киеве есть возможность поучить наш язык, то в других регионах такой возможности нет. Проблемой стало имущество. Цены на квартиры очень высокие. Помощь от государства была минимальная, помогали международные организации. Мы вместе с Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев предоставляли гранты для открытия собственного дела. Важно было не просто дать гуманитарную помощь, а сделать так, чтобы люди могли самостоятельно себя обеспечивать.

Да, с ними каждый день общаюсь. Хочу развеять миф, что все жители Крыма - пророссийские. У меня есть друзья - этнические русские. Они говорят, что знают, что такое Россия. В 2014 году говорили другим людям, что не надо ходить на референдум. В Крыму осталось много патриотов. Но их патриотизм держится на сильной внутренней отваге и энтузиазме. Наша задача здесь - не просто говорить, что Крым - это Украина, а делать какие-то реальные действия.

В основе этого лежат глубокие социально-культурные и политические изменения. Одна из причин - замещение населения. С полуострова выехали от 35 до 50 тысяч переселенцев. А в Крым въехали примерно полмиллиона нового населения. Это военные, ФСБшники, чиновники, пенсионеры и бизнесмены. Вторая вещь - это попытка изменить идентичность. У крымских татар она базируется на языке, территориальной принадлежности и на культурно-религиозных традициях. Вместо этого оккупанты пытаются создать искусственный нарратив "крымский народ", вроде "советского человека". Это абсолютно фейковый термин, имеющий сильно выраженную российскую историческую память.
Среди крымских татар есть лейтмотив - "живи в Крыму". Если бы не было трудно эмоционально, не надо уезжать. Сейчас россияне делают все, чтобы этническое население оставляло полуостров. Не надо давать им удовольствие - чувствовать себя полноправными хозяевами. Крымские татары - как бумеранг. Куда бы судьба ни забрасывала, мы все равно возвращаемся домой. Так будет и в этот раз, иначе я бы не тратил молодость на то, чем сейчас занимаюсь.

Уверен, что оккупация закончится раньше, чем через 20 лет. Но это сложный пазл. Он зависит от того, как сложится ситуация в путинской и постпутинской России. От самой Украины зависит - насколько четко мы пойдем по вектору евроинтеграции, как будем дальше выстраивать прозрачную и честную политику внутри страны. Третья часть пазла - международная поддержка. Давление со стороны западных партнеров и всего цивилизованного мира на Россию, в том числе санкционное. Санкции работают, но они не дают сиюминутного результата.
Вся история с Крымом - это наш марафон. В 2014 году я думал, что мы бежим спринт. Сейчас быстро все решим и дальше каждый будет заниматься любимым делом. Но оказалось, что это игра в длинную. Для меня важно восстанавливать здесь институты, которые могут быть перенесены после деоккупации на полуостров.

Я об этом говорил недавно с Мустафой Джемилевым. Этот музей важен. Для его открытия нужна политическая воля. Есть проблема с нехваткой артефактов, но можно было бы это как-то решить. Сейчас мы записываем истории депортированных. Со временем их становится все меньше, потому что жертвы трагедии умирают.

Бахчисарай. Оттуда мои корни. Это город моей и крымскотатарской экзистенциальной силы. Я люблю сочетание моря и гор. Душевный баланс приходит, когда наблюдаешь с гор за морем или наоборот.

Янтыки и манты очень люблю. Когда приезжает мама из Крыма, то я шучу, что набираю несколько килограммов сразу. Наша пища - калорийная. Я люблю сам готовить, это для меня релаксационная вещь. Рекомендую в столице посетить заведения "Мусафир" и "Софра". Во Львове есть также прекрасные "Крымские янтыки".

На 100 процентов - нет. Если знаешь, что не можешь жить или хотя бы поехать на некоторое время в свою экосистему, трудно чувствовать себя счастливым. С 2014-го по 2016 год у меня были проблемы со здоровьем из-за нервного напряжения. Теперь понимаю, что надо учиться отдыхать и находить какую-то элементарную радость, чтобы не упасть по дороге. Для меня счастье - знать, что рядом есть близкие и любимые люди. Но это также и энергия родной земли.