"Театра в Украине фактически уже не существует" – режиссер Максим Голенко

В театре Василия Василько в Одессе режиссер Максим Голенко недавно поставил спектакль по пьесе Натальи Ворожбит "Саша, винеси сміття". Произведение драматур написала в 2015 году. Действие пьесы начинается за год до Революции достоинства. Полковник Саша внезапно умирает от сердечной недостаточности, является жене и дочери. При его жизни семья стеснялась, что он военный, упрекала непрестижностью профессии и отсутствием финансов. После смерти убиваются за ним, надеются, что Саша вернется "с того света". Когда Россия аннексирует полуостров Крым, начинает боевые действия на Донбассе – полковник пытается вернуться, чтобы стать в ряды ВСУ, по сюжету.

Спектакль в Одессе был поставлен в бомбоубежище. Показ был закрытым из-за военных ограничений.

Gazeta.ua поговорила с режиссером Максимом Голенко о том, как ставить спектакль во время войны, как будет меняться украинский театр в будущем и какой репертуар потребуется после победы.

Пытаемся в репертуаре планировать все заранее. В театре Василько все было расписано на год вперед. Но с началом войны у нас из 50 актеров осталась пятая часть. Многие актрисы уехали за границу. Мужчины пошли в ВСУ. Обычно это точечно происходит. Но у нас такие парни – из театра ушло 10 человек. На третью неделю войны начали звонить актеры. Стали понемногу сходить с ума – не могли без репетиций. Также многим требовалась психологическая поддержка. Нам все-таки повезло, что у нас ПВО хорошее – Одесса превратилась в полутыловой город, можно было работать. Решил взять в работу какой-нибудь материал. Написал в театральной группе "Кто может?" – часть людей откликнулись, их было немного. Окинул глазом, что можем поставить. "Саша, винеси сміття" – это универсальная пьеса для украинских театров. Задействовали оставшийся состав актеров.

Искали произведение о войне. За все годы после Революции достоинства именно о войне для театра адекватно, мне кажется, почти ничего не писали. Фактически существуют две пьесы Наталки Ворожбит, одна Жадана (Сергей Жадан – поэт, прозаик, автор и исполнитель песен, ведущий, волонтер. В 2020 создал пьесу "Хлібне перемир'я" о войне на Донбассе. – Gazeta.ua) и еще несколько вещей. Люблю творчество Наталки Ворожбит, много ее ставил, но "Саша, винеси сміття", так же как и "Погані дороги" (пьеса Натальи Ворожбит, показывает реалии жизни на Донбассе, на котором идет война, жизнь местного населения и военных. – Gazeta.ua), никогда у меня в портфеле не лежала. А здесь она стала невероятно актуальна. Последние события происходят в 2014 году – переносятся легко на сейчас. Когда читаешь строки о "шестой мобилизации, во время которой возвращаются мертвые", диалоги героинь: "Хватит ли бензина, чтобы доехать до Варшавы?" и "А если будут бомбить? – Да не придумывай" – понимаешь, что эта история плавно перемахнула в настоящее. Вкладываем свой опыт, полученный за эти два месяца, можем отрефлексировать.

 

Вышло так, что несколько исследовали феномен украинской армии. Посмотрели на это как на определенную историю ненужного человека вне времени. Когда ты военный и попадаешь в 1990-е, то чувствуешь себя ихтиозавром. Все спешит, делает деньги, а ты этого не можешь, не понимаешь. Тебя учили только Родину защищать. А это в то время никому не нужно было. Помню эти годы, когда мы отдавали вооружение – не понимали, зачем вообще военные. А потом вдруг выяснилось, что армия – единственное, что в этой стране работает хорошо. Показали срезы жизни-смерти военного. Когда он не был нужен даже в семье. Героини время от времени забывают, что Саша умер. Периодически обращаются, чтобы вынес мусор. Дескать, какая еще может быть польза от него? Впоследствии, спустя какое-то время после смерти его образ начал обрастать легендами. Последняя часть – когда выяснилось, что главный герой всем понадобился.

Сохранили максимально историю Наталки Ворожбит, но позволили себе вольность – перенесли действие на восемь лет вперед. Сразу стало еще жестче, подтянуло наши нынешние реалии. Последняя картина у нас происходит в 2022 году. Это позволило вывести нового героя. В финале, когда Сашу снова просят вынести мусор – появляется его внук. Выносит хлам. Показали наследственность поколений. Этакая реинкарнация.

У нас метафорический "мусор" - это "говнище", которое сейчас осталось после россиян. Его можно увидеть на афише, которую нарисовала наша художница Юлия Зауличная. Когда впервые увидел макет афиши с изображением оружия, ракеты с надписью "За детей" – жутко стало.

Однажды попросили кратко сформулировать, о чем делаем представление. Обычно пугаюсь таких вопросов. Но тут ответ пришел сразу – этот спектакль о победе над смертью.

Искали безопасное место для репетиций. Когда разгребли декорации в подвале – выяснилось, что у нас есть бомбоубежище. И нас это невероятно обрадовало. Потому что сейчас это одно из условий, при котором театры имеют право демонстрации спектаклей. Показ был закрыт, пока военная администрация не дает разрешения на представления со зрителями. Делали для актеров театра, друзей и журналистов. Надеемся, что уже в этом месяце сможем играть для публики. Многие желающие из волонтеров и ВСУ. Да и одесситы хотят посмотреть.

Репетиции заняли 40 дней. В общем, знаю, сколько времени нужно на какой материал. А здесь были вещи, которые не учтешь. Вдоволь репетировать, как обычно, не могли. Сейчас тотальная экономия – у нас в театре собачий холод – через три часа понимаешь, что отмерзают ноги, не варит голова. Война и творчество не слишком совместимы. Живешь в информационном ужасе, постоянно о нем думаешь и сложно сосредоточиться.

Частично использовал этот спектакль, чтобы сохранить труппу и дать знать тем, кто сейчас не с нами, что театр жив и работает. Что людям есть, куда возвращаться.

Если будут предложения вывезти спектакль в мир – будем рады. Это камерное представление. Нашли для нее особое крутое пространство – играем под сценическим кругом. Иногда круг работает – символизирует повороты времени. Есть открытый люк, выводящий наружу. Он такой, как выход на тот свет – в рай. Это красиво. Но спектакль можно играть и в других условиях. Спектакль заточен под гастроли. Сейчас время такое, что "Саша, винеси сміття" смог бы представить украинский театр. Было бы не стыдно и понятно, в каком мире мы живем.

Пока репетировали, к нам постоянно приезжали иностранные корреспонденты. Мы уже всех перевидели: итальянцев, испанцев, американцев. Половину репетиций потратили на общение с иностранными СМИ, на съемки. Их интересовала определенная экзотика. Когда летают ракеты по городу, а тут кучка чудаков что-то репетирует в подвале – это эксцентрично. Интерес к Украине и всему украинскому увеличился. Но половина отечественных театров сейчас не работает. Есть отдельные театры, которые смогли вывезти свои спектакли за границу как театр на Левом берегу. Есть наши драматурги, уехавшие и успешно работающие в пользу страны. Благо, это происходит. Однако украинского театра как такового сейчас нет.

Останется ли что-то после войны от государственных театров – большой вопрос. Сейчас они находятся в полууничтоженном состоянии. К сожалению, Министерство культуры не позаботилось о нашем сегменте. Бюджетников сразу же отстегнули. В воюющем государстве пользы от нас не видят и функция театров сейчас непонятна. Если национальные театры еще финансируются, всем остальным на 50-60 процентов уменьшили бюджет. Часть театров вынуждены отправить целые труппы в неоплачиваемый отпуск. Куда люди будут возвращаться и что делать оставшимся – пока неясно. Странно, что никто по этому поводу не взывает, потому что сейчас украинскому театру фактически кирдык. Да, мы сделали премьеру и это круто. Но, например, не знаем, будет ли в мае зарплата, кто останется даже из 10 людей, которые в театре сейчас. Это тяжело. И касается не только театров. Например, видим отношение государства к музеям. Большинство экспонатов до прихода врага не были эвакуированы.

Играть представления онлайн сейчас нет смысла. Театр Василько это попробовал. Спектакли идут на платных сайтах с драматическим контентом, но пока польза от этого абстрактна. Нет такого мощного менеджмента, который позволил бы нам себя вытащить за счет онлайна. Как и в большинстве государственных театров.

Мой любимый независимый "Дикий театр", режиссером которого я остаюсь, к сожалению, тоже завис. В данных условиях играть не можем – чтобы и безопасно и приносило деньги. Надеемся, возможно, летом, если в стране будут немного спокойнее обстоять дела, совершим тур по Западной Украине. Планируем повезти общий проект "Дикого" и театра Василько - "Бука" по пьесе Лены Лягошонковой и Екатерины Пенковой. Спектакль драйвовый, нужный. Сейчас бы зашел, расшевелил бы людей.

Одесса – всегда Одесса, и первые недели войны все были в растерянности. Но сейчас город реально украинизируется. И мы верим, что здесь понадобится живой украинский театр. Позиция одесситов совершенно однозначна. Настроений, которые были в 2014-м, и близко не слышал, не видел и не наблюдал. Вся "консерва", которая была, пошла "за русским кораблем". Ужасный опыт Мариуполя и Харькова Одессу тоже чему-то научил.

Когда война закончится, репертуар театра изменится. Молодой театр уже сейчас убрал из репертуара кучу спектаклей по российской драматургии. Прекрасно, что снимают. Ибо, например, киевская русско-нерусская драма – и у меня волосы дыбом от этого – играет во время войны советскую драматургию – "Варшавскую мелодию" Зорина. Это просто сюр и грех.

Понимаю, что с частью представлений в театре Василько тоже придется прощаться. Когда пришел в Одессу, нужно было, чтобы театр начали активно посещать. Пытался придумать определенный компромисс. Искал авторов, которые были бы в дискурсе русской или бывшей советской культуры, но имели отношение к Украине. Как Булгаков или Ильф и Петров. Поэтому здесь появилось и "Собачье сердце", и "Золотой теленок". Делал их как спектакли-обманки. Человек ностальгирует, а потом приходит – и бац – видит жесткую сатиру на "русский мир". Это были и кассовые спектакли и имели политическое значение. Пытался ввести зрителя в украинский театр из-за постсоветского контекста. Сейчас у нас подобные эксперименты окончательно кончились. Хотя более русофобского спектакля, чем наше "Собачье сердце", не видел. В то же время нужно от этого отказываться, искать новые произведения.

 

Раньше помогал людям – теперь помогаю себе сбросить "прошлое", понять. Булгаков – прекрасный писатель, мощный сатирик. Он, к сожалению, язвительно описывал украинские реалии, но максимально жестоко вытащил на свет божий весь навоз, связанный с СССР. Его цитаты остались и работают. История Шарикова из "Собачьего сердца" – это то, что мы видим сейчас. Это история России XXI века – только теперь к нам рвутся орды Шариковых. Я его с удовольствием использовал как инструмент, чтобы доносить это мнение. Но в контексте происходящего сейчас не имею права к нему прикасаться. Это чужая культура, часть, которую мы должны отрезать, отторгнуть. Она мешает нам воспринять существующую культуру и которая должна окончательно стать нашей – даже если мы не были в ней воспитаны, не так хорошо ее знаем. Российский контент в наших головах сейчас перекрывает вход тому пришедшему прекрасному и родному. Поэтому должны от него окончательно избавиться.

С украинскими пьесами, к сожалению, есть проблема. Вся наша классика, которая идет сегодня в театрах, – постколониальная. Это крестьянская тематика, водевильно-мелодраматическая. То, что позволяли ставить в XIX веке. Театры преимущественно демонстрируют представления исключительно по подобным произведениям – это бесконечные "Наталки Полтавки" и "Зайцы", не перенапрягая зрителя оригинальными названиями. С репертуаром категорически нужно что-нибудь делать. Придется искать новую драматургию, переводить прозу, наполнить театр хорошей урбанистической классикой. Вспоминать, что, например, тот же Николай Кулиш написал не только "Мина Мазайло", что есть прекрасные авторы 1920-х. Теперь театрам придется как-то шевелиться. Но это даст толчок и современной украинской драматургии.

В состояние войны, в котором сейчас находится общество, я перешел внутри для себя гораздо раньше. Но когда это реально произошло, первые мои мысли были: а как быть театру, как нам выжить в этом враждебном пространстве, как сохранить людей? То, что сейчас выхожу из состояния шока и стараюсь быстро фиксировать наше время в спектаклях происходит потому, что у меня организм заточен под театр. Стараюсь заниматься этим 24 часа в день. Иначе бы совсем расклеился.

Все мои спектакли в большей или меньшей степени были об этом противостоянии с Россией. Делал представления – определенные предупреждения для зрителя о том, что может произойти. Помогал ему выбраться из этого советского дискурса, снять с себя совковые одежки, от чего-то избавиться, хотя бы задуматься. Теперь то, о чем постоянно предупреждал, но действительно сам до конца не верил, вдруг стало реальностью. Сейчас должен тоже для себя понять – о чем дальше ставить и работать. Интересно исследовать, например, как существование соседского государства превратилось в некую абсурдистскую трагикомедию. Наблюдая, понимаю, вот оно – реальное воплощение Оруэлла (британец Джордж Оруэлл известен антиутопией "1984", показал трагедию человека, деградацию личности в условиях тоталитарной власти. – Gazeta.ua).

Интерес к украинскому театру в мире будет огромный. Украинцы сейчас возложили на себя функцию победителей, реально двигающих мировую историю. А что может украинский театр предложить? Он никак не связан с нашим обществом. Смотрю репертуар театров: это местечковое, это не интересное. Но, например, на Укрдрамахабе (сайт-библиотека современной драматургии. – Gazeta.ua) уже есть большое количество пьес. Это рефлексии на настоящее, на все, что происходит. Следовательно, эту драматургию должны родить, а спектакли по ней еще нужно поставить. Когда весь этот ад завершится, и сейчас должен заново открыть для зрителя украинский театр, который бы воспринимали. Определенным образом именно это теперь – "моя война". Сейчас будет важно очистить, построить репертуар и сделать театр успешным, интересным людям. Бороться, чтобы он снова не стал бессмысленно-псевдопатриотично-пустым, в который превратился в начале 1990-х, когда была провозглашена независимость.

Не скажу, что у меня много авторов, которых я хочу ставить, но они есть, они прекрасны и постоянно совершенствуются. Лену Лягушонкову, например, признали лучшим молодым драматургом Европы. Наша драматургия – ок. Просто мы ее не видели – жили в пространстве российского театра частично, питались объедками, которые через 10-15 лет после использования нам сюда бросали. А талантливые люди есть, они готовы фиксировать наше время. Чувствую, что сейчас живем в чем-то эпохальном, и верю – по завершению этого круга истории уже не произойдет, как в конце мелодрамы, какого-нибудь трагического катарсиса, когда в очередной раз окажется, что мы снова все протыкали. Сейчас у нас действительно новая реальность – превращаемся из лузеров в победителей. Если все это переживем – сможем по-новому родить историю украинского театра, перезагрузиться.

Думаю, когда все выдохнут, обязательно появятся новые актуальные произведения. Недавно говорил с Леной Лягушонковой, спрашивал, о чем будет писать. Говорит: пьесу о котах на войне. Понимаю, что это круто. Есть символы войны – котики, шкафчики – они становятся не только мемами. Кот-герой из Бородянки – крутая история. Может быть украинский "Кетс".

Есть прекрасная зарубежная драматургия, которую нужно уметь открывать для себя и не бояться искать новые смыслы. В ближайшее время в театре Василько хочу взять "Полет над гнездом кукушки" (пьеса американского драматурга Дейла Вассермана по роману американского писателя Кена Кизи. – Gazeta.ua). Она о желании вырваться из этого замкнутого пространства насилия, бессмысленных правил – к свободе. Думаю, что это сейчас актуально.

Сейчас спектакли делаем не только для зрителя, но ради себя. Чтобы нам не было так страшно, чтобы могли успокоить друг друга, чтобы было ощущение, что остаемся в этом пространстве театра, какая-то жизнь будет после этого.

Стараюсь из последних сил сохранить труппу. Подбирал ее под себя – безбашенных, талантливых. Сейчас сердце кровью обливается, когда с ними переписываюсь. Кто-то из девушек выехал за границу сразу с началом войны, некоторые позже. Одна из актрис, например, работала, но не выдержала ежедневные ракетные обстрелы. У нее ребенок, сказала: "Я не могу". Я понимаю ее. У кого нервы крепче – тот остается. В Одессе мы ставили обычно большие масштабные спектакли. Была задействована вся труппа. Сейчас это будет проблемой.

Верю, что понемногу соберем людей назад. Со всеми актерами стараюсь держать связь – большинство говорит, что хотят вернуться, думают об этом все время. Да, за границей они в безопасности, но нужны ли они будут там так, как здесь? Актеру сложно – он плоть от плоти этой страны, языка. Люди хотят вернуться в свое пространство, как только оно станет безопасным.

×