Когда устаешь писать буквы и вспоминать слова, начинает хотеться просто рисовать картинки. Знаю, что не умею, но мало чего не умеешь. Есть вещи, которых никогда не умел, а есть те, которые уже не можешь делать, и все они очень важны, и ты их не умеешь делать, а жизнь все равно прекрасна, вот в чем чудо.

Недавно хотелось нарисовать лиса, который в камыше увидел красную бабочку и остановился.

Я люблю акварель. Достаточно одной краски, с несколькими — сложно. Беру светло-коричневую, ею можно рисовать и лиса, и камыш — разными тонами. А если на рыжий фон бросить каплю чистой воды — как одуванчик в пуху. Только бабочка в левом нижнем углу — красная. Картинка — как половина этой газеты. Лис в камыше — просто сгущение краски.

Я знал этого лиса. Лет сорок тому назад видел его. Я ехал на велосипеде по полевой дороге, вдоль которой росла густая рогоза, именно такая по цвету, как мне теперь нужно, потому что пожухла от первых морозов. И вот метров за тридцать впереди из долины выскочил лис и потрусил дорогой. Я ехал позади — чтобы и не догнать, и рассмотреть. Он, по-видимому, перед этим перебрел лужу: хвост обвис, шерсть на пузе слиплась. Искоса оглядывался на меня через плечо, будто хотел сказать: "Ну что ты на меня смотришь? Я сегодня некрасивый!".

Ну что ты на меня смотришь? Я сегодня некрасивый!

Мне сих пор горько, что я не мог утешить его как-то.

В конечном итоге он нырнул в рогозу и исчез. Виденный сорок лет тому назад, этот лис навеивает ощущение сиротства: был почти достижимый и — исчез.

И вот, я нарисовал рогозу, бабочку. И сгустил краску для лиса — рыжего на рыжем фоне. И понял, что в рогозе сидит кто-то другой, живой, но совсем не он. Сделал еще один штрих: хвост трубой, как у удивленных котов. Говорят — похоже. Но я знаю, что это не он.

×