Диван

 

Наконец я выбрался в художественную галерею в Эдмонтоне, хотя мог бы сделать это еще в свой первый приезд сюда в 1993 году. Да и позже, кажется, был и повод, и время, а не было, как часто бывает, чего-то другого. Собственно, и теперь я вряд ли туда отправился бы, если бы мои университетские коллеги не пригласили меня на выставку своего сына Демьяна — в групповом проекте под названием Generation.

У Демьяна был на выставке отдельный зал, который он заполнил единственной инсталляцией: коричневым диваном и тремя телевизорами. Телевизор посередине показывал компьютерную игру, а два по бокам — ее участников: самого Демьяна — по одну сторону, и его младшего брата — по другую. Оба они сидели на том же диване, разделенные телевизором, то есть игрой, которая вроде бы должна была бы их объединять. Зрители тоже могли посидеть на том же диване, однако не могли ни вмешаться в игру, ни поговорить с игроками. Они были тоже разъединены, то есть отсоединены. Увлекательная компьютерная игра превращалась таким образом в полную бессмыслицу, средство отчуждения — и между игроками, и между зрителями.

Он забрал из дома оба телевизора

Так приблизительно мы обсуждали эту работу с мамой Демьяна, на что отец лишь сокрушенно вздыхал и приговаривал:

— Он забрал из дома диван! И оба телевизора! И теперь возит их по всей Северной Америке — а мы не можем даже посмотреть хоккей!

Я хотел было повторить банальную истину, что искусство, мол, требует жертв. Но вдруг понял, что настоящая Демьянова инсталляция — совсем не здесь, а дома: пустая гостиная, где брат больше не может поиграть в компьютерную игру, а отец посмотреть хоккей. И потому все вместе могут теперь посидеть дольше на кухне за чаем, или пойти в кино, или куда-то поехать, или просто сходить вместе в местную художественную галерею, прихватив туда даже меня.

×