24 февраля утром Россия начала полномасштабную агрессию против Украины. В первые часы вторжения оккупанты сделали ставку на захват аэропорта "Антонов" возле поселка Гостомель под Киевом. Враг планировал закрепиться на аэродроме, чтобы иметь возможность перебрасывать туда резервы и развивать наступление на столицу.
В 07:00 россияне атаковали админздание аэропорта крылатой ракетой. А через час с территории Беларуси в направлении Гостомеля вылетело 34 вертолета К-52. Три из них были уничтожены, но остальные долетели и начали наносить ракетные удары по защитникам аэропорта. После этого над Гостомелем появилось 18 вертолетов Ми-8 приблизительно с 300 российскими десантниками, которые считались элитой войск РФ. Завязался бой и врагу удалось захватить аэропорт. Однако позже спецназовцы "Альфы" и бойцы Сил специальных операций вернули контроль над периметром "Антонова" и к 22:00 его зачистили.
В целом бои за аэропорт с переменным успехом продолжались до 6 марта. В результате "Антонов" был полностью уничтожен. В одном из его ангаров в результате российских обстрелов сгорел наибольший в мире транспортный самолет Ан-225 "Мрия".
Успехи украинских сил обороны в боях за "Антонов" стали одним из ключевых факторов, который не позволил агрессорам развить наступление на столицу.
Сам Гостомель очутился под российской оккупацией. Полностью освободить поселок ВСУ удалось в начале апреля.
Корреспондентка Gazeta.ua побывала в Гостомеле и узнала, как местные жители пережили первые дни российского вторжения и как изменился поселок за год великой войны.
ДЕСЯТКИ ВЕРТОЛЕТОВ
С предпринимателем из Гостомеля Ириной Хаминой встречаемся в поселке. У женщины приятный звонкий голос, он начинает дрожать, когда вспоминает первые дни полномасштабного вторжения.
- Все началось 24 февраля в пять утра, - рассказывает Ирина. – Проснулись от того, что услышали необычные хлопки. Зашли в соцсети и поняли, что началась война. Паника была безумная сначала, собирали вещи - набросали в пакеты, потому что тревожных чемоданчиков не было. После того как побегали по дому, вышли во двор, а живем мы на центральной улице. Люди ходили по магазинам, скупали продукты. Начали продавать хлеб, торговали, успокаивали людей, что завтра продукты будут тоже. У самих тряслось все внутри.
В 6:30 Ирина услышала взрывы в военном городке. Россияне атаковали аэропорт "Антонов".
– Но все равно продолжали продавать, потому что людей была просто стена. В 10:30 немного все угомонились. Вышла на лестницу магазина и услышала сильный гул, непонятно откуда. Когда подняли голову, увидели, что на нас летят вертолеты – их была сила сильная. Во всех были открыты ляды и сидели военные в амуниции, с автоматами, нацеленными прямо на людей. Они настолько низко летели – что вот-вот зацепят наш дом. Через минуту услышали сильные взрывы и побежали в погреб, где хранили консервацию. Начали молиться Богу.
Вертолеты отстреливались на аэродроме и возвращались к нам, вспоминает Ирина.
Сидели военные в амуниции, с автоматами, нацеленными прямо на людей
– Делали круг и от наших домов снова начинали пускать файера, и снова стреляли – это был просто сумасшедший гул. Наверное, два часа он не утихал. К вечеру все немного успокоилось, поэтому мы вышли на улицу. Все вокруг горит, дымит, все черное. Начали носить в погреб воду, одеяла, теплую одежду и документы. Потом снова началась канонада – летели истребители, вертолеты, снова бой. Уже слышали автоматные очереди, стреляли всю ночь.
В 7:00 на следующий день по улице Хаминой уже шла колонна вражеской техники.
– Гостомель в первые дни был в панике. Люди шли – и просто плакали. Покупали кто четыре пирожных заварных, кто пять килограмм соли - не знали, как правильно действовать. Русские перекрывали дороги, ставили свои блокпосты. Друг к другу мы ходили только по огородам.
В оккупации семья Ирина провела 16 дней. Это было самое ужасное время за все мои 42 года, говорит взволнованно.
– Самый страшный день был, когда бой шел прямо у нас во дворе. Слышали автоматные очереди, как друг друга стреляют, кричат, падают. В тот момент все мы уже простились с жизнью. Тогда и пропал у нас свет. Второй раз почувствовали страх, когда россияне пришли к нам в погреб – выбивали дверь, вытащили нас из погреба – сначала мужа, потом меня. Положили на пол, сначала обыскали, потом поставили к стенке и направили на нас автоматы. Очень просили, чтобы не убивали детей. Все искали нацистов, тех, кто их якобы сдает, атовцев. Затем проверяли утром и в обед. Хорошо, что нас хоть выпускали, потому что соседей закрыли в подвале, а одних вообще расстреляли.
Через год Гостомель очень изменился, уверяет Ирина. Все вернувшиеся пытаются своими силами помочь и восстановить поселок.
- Забить дыру, окно, посадить цветочки снова под забором, облагородить свои дома. Жизнь бурлит, открываются новые магазины на тех местах, где были сгоревшие магазины. Все пытаются жить снова, пьем кофе, ходим в кафе, улыбаемся. Рабочих мест практически нет, но люди пробуют отыскать работу, работодатели дают возможность заработать. Но у нас все будет хорошо, восстановимся, возможно, нужно время, чтобы зализать раны, чтобы сделать даже лучше, чем было.
НЕТ РАБОТЫ
От Киева до Гостомеля ехать около 30 мин маршруткой. Стоимость проезда – 43 грн, а в салоне почти все места заняты. Пассажиры едут с пакетами и сумками, в которых везут покупки из столицы.
Поселок расположен узко, но на карте имеет вытянутую форму. Поэтому, чтобы добраться пешком из одного конца в другой – понадобится больше часа. В Гостомель въезжаем со стороны стеклозавода, стоящего над трассой напротив автобусной остановки и густого соснового леса. Предприятие обстреляли в марте 2022-го российские оккупанты.
- Центр через одну остановку, выйдете со мной, - говорит женщина, лет 50 с виду, в вязаной сиреневой шапке на сиденье справа.
Проезжаем мимо частных домов. Заборы прошиты пулями, остатки оборванных проводов кое-где свисают со столбов. Между всем привлекают внимание разрушенные дома - некоторые полностью развалились и черные развалины присыпает падающий снег.
Выходим напротив небольшой аллеи. Остановка, которую местные называют "центр", расположена рядом со старыми железными киосками, преимущественно с хозяйственными товарами. Почти все закрыты – черные окна без стекла с решетками, зеленоватая обшивка с обугленными дырами, поплавившаяся еще год назад. За кронами деревьев сверкают купола храма.
Через дорогу от киосков простирается зеленая аллея с каштанами, брусчаткой и коричневыми лавками. Сразу за ней - белый самолет с надписью "Гостомель", обвитый сине-желтой "лентой" и горстями калины.
На улицах убрано, но почти нет людей. Мимо на велосипеде проезжает мужчина в клетчатой рубашке. Останавливается у лавки, из корзины над передним колесом достает цветастый пакет. Уже чуть ближе замечаем, что с собой привез бутерброды.
– Плохо на душе, – отвечает резко мужчина и сначала отказывается говорить.
50-летний Александр не хочет называть фамилию. Выглядит устало – синяки под глазами, сгорбленная спина. У мужчины - сильные широкие плечи, к которым пригнул в отчаянии голову.
– Ты не понимаешь, каково, когда рядом дома расстреляны. Домов нет у людей! – продолжает Александр. – Говорят, что все будут делать после войны. У меня, слава Богу, дом целый, но сарай разрушен.
До начала великой войны работал охранником на складах на краю поселка. Во время оккупации россияне обстреляли помещения, поэтому многие потеряли работу.
- Стекольный завод разбит. Три тысячи человек остались без работы только на стекольном. А на складах я молчу. Нет работы… Молодежь берут, а ты никому не нужен в 50 лет. Хотя опыта хватает, а хотят молодых.
На жизнь мужчина зарабатывает на временных подработках, иногда приходится сбывать металлолом. В Гостомеле средняя заработная плата – около 5000 грн, признается.
Три тысячи человек остались без работы
– Тогда (до 24 февраля 2022 года. – Gazeta.ua) была неплохая зарплата – 13 тысяч. Не знал, куда их девать. Здесь недорого было жить раньше. Цены в магазинах поднялись, многие позакрывались. Хотя большие сети возобновили работу, а "Фора" была полностью разбита. У кого деньги есть – то отстраивают дома. А у кого нет – так и сидят.
Больше всего пострадала северная часть Гостомеля и военный городок, рассказывает местный. Российская армия заходила в поселок со стороны Демидова. Было страшно, вспоминает первые дни наступления.
- Лежишь – и трясешься, а дом дрожит. Не мог такого вообразить и представить. Когда забирали телефоны, то ко мне тоже приходили. Выбили окно, залезает такой шпиндик мне по плечо и говорит: "Дядя, вы кто? Бандеровец?". Какой я бандеровец? Я пошел в "Фору", набрал вина, водки - потому что холодно и нужно было как-то греться. Хорошо, что колодец есть, и мог воду набирать, - говорит напоследок мужчина и приступает к трапезе.
КУЛЬТУРА И ВОЛОНТЕРСТВО
Ниже по улице в сторону выезда из Гостомеля идем в дом культуры. Проходим старые разваленные постройки и неожиданно замечаем, что возле некоторых из них стоят модульные дома. Их получили жильцы, дома которых пострадали от обстрелов и не подлежат восстановлению.
Дом культуры стоит возле стороны дороги посреди площади, покрытой зеленью. Белый величественный фасад и высокие окна уже успели отремонтировать после освобождения поселка. За ним виднеется спортивный стадион, который недавно был покрыт кратерами от снарядов. Сейчас поле обновили и уже провели несколько матчей среди молодежи.
Заходим внутрь сквозь высокую стеклянную дверь. В просторном зале в два ряда стоят столы и стулья, тепло и пахнет горелым воском. Возле панорамного окна слева за круглым столиком стоит молодая женщина. Пряди пшеничных волос спускаются на вязаный крючком платок, который она накинула на плечи. Из уже нагоревшего внизу железного чайника разливает воск в жестяные банки.
Здесь делают окопные свечи, а справа сделали каркас для плетения сеток. После начала полномасштабного вторжения дом культуры превратили в настоящий волонтерский штаб. Его также используют как пункт несокрушимости. Россияне во время оккупации пытали здесь людей.
Из кабинета выходит женщина – в белой кофте с национальным флагом на груди. У нее коротко подстриженные волосы, глаза подвела черным карандашом. Это руководитель отдела Культуры, молодежи и спорта Гостомельского поселкового совета Екатерина Павленко. Сразу предлагает провести экскурсию.
- Одну сетку уже сегодня завершили, - проводит в чулан за белой дверью. Внутри все заставлено коробками с еще не готовыми сетками, белой и камуфляжной тканью. – Саму ткань приносят люди, это для удешевления, потому что сама основа стоит дорого. Одна из самых трогательных историй, когда я иду по улице, а меня зовут бабушки: "Екатерина Михайловна, мы собрали деньги, съездили и купили сетку".
На подоконниках в зале стоят фотографии. На первых – разбомбленный россиянами военный городок и дом, в котором проживала Павленко. Вместо квартир – дыра с поваленными на землю окнами, стенами, бетонными плитами.
– Я сама из военного городка, это мой подъезд, – рассказывает Екатерина Михайловна. – Коллекцию фото подготовили недавно.
Сейчас отдел культуры занимается волонтерской деятельностью, организует благотворительные проекты в поддержку ВСУ и украинцев, пострадавших в результате войны. На фотографиях можно увидеть, как город возвращался к жизни после оккупации – от разбитых домов, разорванных россиянами вышиванок до плетения сеток, спортивных состязаний, художественных акций.
СМЕРТНИКИ
В кабинет Павленко идем мимо актового зала. Из-за тяжелой деревянной двери слышна игра на пианино. Медленная мелодия льется и завораживает. В Гостомеле работает художественная школа, где сегодня продолжают обучать и развивать молодежь.
Заходим в небольшую комнату без окон. Кабинет скорее похож на склад с гуманитаркой – пол, столы и полки заставлены картонными коробками.
24 февраля Екатерина Павленко проснулась дома около 5:30 от звонков телефона. Знакомый коллега из Бородянки в трубке сказал: "В стране война! Собирайся на работу".
- Должны были подготовить машины с громкоговорителями, - вспоминает женщина. - Пошла на кухню, мои муж и сын были тоже дома. Вдруг услышала баб-бах. Первый взрыв запечатлелся - около шести утра на территории воинской части это было. Мне нужно было ехать на работу – это не обсуждалось. В Гостомеле у нас есть бабушкин дом, где когда-то проживал брат с семьей. Это было единственное убежище, на которое мы рассчитывали.
Из дома вылетели очень быстро, наскоро собрали вещи и документы, обулись на босу ногу. Взяли все что угодно, только не то, что надо, говорит Катерина, улыбаясь.
Мне нужно было ехать на работу – это не обсуждалось
– На нас с удивлением смотрели соседи. Пошли на остановку ждать рейсовый автобус – было обычное утро. Нас подбросили люди на машине, вышли у больницы, в магазине взяли бутылку воды и 700 грамм баранок. Потом делились ими с детьми, сидя в подвале. И пошла на работу, было совещание.
С дома культуры забрали печать, документы и рабочий ноутбук. Начали свозить еду и воду, убирали помещение.
– Сидели здесь еще до обеда и не верили. Такое было впечатление, что ты смотришь фильм. Мы услышали громкие взрывы, вышли здесь на площадку. Увидели черные вертолеты, до десятка, а потом уже прятались. Это были уже бои. Знали, что это аэродром, но не понимали, куда стреляли.
После обеда поняли, что нужно идти домой. Семья пряталась в погребе соседей, которых впоследствии расстреляли русские военные. Жили в доме бабушки над центральной дорогой.
– Уже 25 февраля шла колонна, которую разбили на повороте на Ирпень, когда был взорван мост. Ехали бело-серые машины, а они (россияне. – Gazeta.ua) сидели сверху. Муж еще тогда сказал: "Смертники поехали". А они дерзко сидели.
Отопления и других коммуникаций вскоре не стало. Согревались кирпичом и камнями, которые разжигали на газу.
– Чугун ставили среди дома. Такое сухое тепло, как в сауне. Соседи отдали свои шапки, потому что холодно было. Не знали, что происходит, потому что связи не было. Уехать не могли, не было машины, а соседей не знали. И если 24-го еще было движение, то 25-го вообще никого не было. Кто бы мог подумать, что они пойдут по дворам, будут заезжать танками. У меня до сих пор смятый забор, потому что они парковались у нас во дворе.
Екатерина уже знала, что оккупанты ходят по дворам местных и проводят обыски в домах. Чтобы спастись, заранее сорвали заборы к соседям. Это спасло нас, говорит женщина.
Ели картофель в мундирах с улитками
– Они были на расстоянии 20 метров. Когда они вошли, нас уже не было. Пошли на параллельную улицу. Нам сказали, что там есть дедушка с генератором, то хотели подзарядиться. Там и остались – параллельная улица Луговая. Леонида Адамовича будем помнить всю жизнь. Муж с сыном пошли в "Фору", потому что сказали, что там отдают продукты. Как сейчас помню, что взяли улитки. Люди разобрали привычные продукты, а разные деликатесы оставили. Ели картофель в мундирах с улитками.
В подвал дома стали сходиться и другие соседи. Направлялись на звук генератора, убегая от обстрелов и российских окупантов.
– Первые к нам забежали – семья с двумя детьми. Были в истерике, потому что к ним во двор заехали танки, а соседний дом пылал. Боялись, что огонь перекинется к ним. Затем начали сходиться и другие соседи. Напились столько вишневого компота! Шутили, что будем праздновать победу под вишнями. Как-то ребята захотели кофе – готовила на свече. В ложке по 20 г грела воду и подливала в чашку.
Выехать из Гостомеля попытались 9 марта, ведь поняли, что оккупанты уже везде. Несколько раз россияне заходили в подвал, где пряталась Павленко.
– Они были уставшие, одетые, как из фильма – георгиевские ленты, каски, полный фарш. Сел командир и говорит: "Это не военная операция - это война, ребята!" - говорит Екатерина и на ее глаза наворачиваются слезы. – Когда выходили (из Гостомеля. – Gazeta.ua), нас было много. Ждали официальных сообщений об эвакуации, потому что многих вывозили в Беларусь. Но поняли, что являемся заложниками, и пока мы здесь, наши защитники не смогут россиянам давать отпор.
Выходили в белых повязках и с пакетами. Окружили машину, потому что это был единственный шанс на спасение, признается Екатерина.
– Я шла первая, за мной дети, родители. Когда выходили, прямо над нами жужжали дроны. В каждом дворе россияне стояли с автоматами, но не стреляли. Мы были готовы, что нас расстреляют просто, уже не было, что терять, - говорит женщина сквозь ком в горле. – Увидели разбомбленный стеклозавод, за нами начали бежать люди из многоэтажек. Навстречу летели БТРы на большой скорости, были обстрелы – ложились под забор. Под ногами валялись груды снарядов.
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР
Екатерина Михайловна вернулась в Гостомель 14 апреля, через несколько недель после освобождения поселка от оккупантов.
- Куча железа везде, пройти нельзя, при том, что со 2 апреля мы были освобождены. Уже что-то было расчищено, но запах этого пожарища очень врезался в память. Ходили по дороге, потому что тротуары были забросаны проводами. Гостомель был темным и серым, но все равно родным. Несколько дней не могла зайти в дом, потому что было заминировано.
Работу по восстановлению поселка начали сразу. Вызвали спасателей, возобновляли коммуникации и помогали местным.
– Для меня было важно пройти цепь бюрократических моментов, потому что надо понять, что деоккупированные города – это параллельный мир. Здесь был вопрос восстановления коммуникаций, безопасного передвижения. Дважды в день были совещания разных подразделений – ГСЧС, электриков. Приезжали к нам из всех областей. И ты видишь, что они, как муравьи, повсюду. У моей коллеги нашли растяжки в постели – опасность была на каждом шагу. Мы стали сплоченные, чужие стали роднее своих. Большое уважение всем волонтерам, которые доезжали при любых условиях.
В Гостомеле приступили к восстановлению и развитию культурных объектов. В помощь привлекали местных, волонтеров, спортсменов, художников. В поселок пригласили профессиональных психологов, которые прорабатывали с людьми их травмы, полученные во время оккупации.
- После разминирования встал вопрос восстановления – все хотят бегом и быстро, сегодня и немедленно. Бюрократическая машина работает совсем иначе. Не понимают даже такого простого момента, что в каждом заведении разбиты компьютеры, разбиты были намеренно. А они нужны, чтобы внести кого-нибудь в базу данных. Кроме того, люди, которые вносят – тоже потеряли дома. От того, что вручную напишут заявления – ничего не будет. Мы также потеряли голову 3 марта, его расстреляли.
Российские оккупанты расстреляли главу Гостомельской общины в Киевской области Юрия Прилипко, когда тот раздавал продукты пострадавшим от войны жителям.
Процентов 80% жителей вернулись
– Люди уже возвращаются, я скажу больше – не собираются уезжать. Побывали на чужбине и не хотят туда возвращаться. Процентов 80% жителей вернулись. Но у нас еще одна проблема – это безработица. Незащищенной категорией стали люди, самодостаточные и зарабатывавшие на родителей, детей. А сейчас им попросту нет работы. У меня очередь из людей, и это так страшно, когда ты идешь по улице, а тебе говорят: "Катя, дай работу". Поэтому растет уровень напряжения между людьми, мы же не можем терпеть боль постоянно, мы как незаживающая рана.
На момент оккупации многие предприниматели закрыли магазины. Первыми в Гостомель начали приезжать ярмарки – продавали продукты, мясо, молоко, одежду.
– Когда начали первые палатки приезжать, это было счастье. Потому что продукты тогда можно было купить только в столице. Первое, с чем все ехали сюда, это корма для животных. Собак и кошек было очень богато. Все были очень преданы – парикмахеры работали бесплатно.
Около 80% поврежденных окон в поселке уже заменили. Крыши ремонтировать тяжелее, но больше половины уже удалось починить. Много домов третьей категории, которые не поддаются восстановлению, с ними ситуация несколько сложнее.
В поселке по полной работает только одно учебное заведение - лицей №1. Детсады не работают, только частные, говорит Екатерина.
– Не отвечают условиям, там нет укрытий. Лицей был восстановлен через два месяца - семьи, которые учились, но уехали - помогали. Все онлайн. Также у нас очень активно развивается медицина. В Гостомеле восстановлена амбулатория, в Горенке вообще установили солнечные батареи, то есть они не зависят от перепадов света. Приезжают специалисты, люди могут получить бесплатную помощь и лекарства.
После пережитой оккупации местные жители стали более решительными, считает Павленко.
– Более откровенные стали, но при этом сняты маски. Единственное, что очень остро все воспринимается, и поэтому нужно быть очень осторожными в высказываниях, действиях. Люди очень нетерпеливы, потому что устали быть в постоянном напряжении. Ждем возвращения наших ребят и запускаем новые проекты в поддержку семей, у которых с войны придут их близкие. Хочется, чтобы мы не забыли, что ценность сейчас немного другая. Не о свете сейчас надо говорить, а о защите пацанов и все. Все остальное - ерунда…, – говорит напоследок Екатерина.
Женщина спешно выходит из кабинета и продолжает работать. В доме культуры царит тишина, а на диване под деревянной стойкой сидит пожилой мужчина с седыми волосами и глубокими морщинами у глаз.
– 37 дней сидел в подвале, в военном городке, нас не выпускали оттуда. Но сейчас не хочу об этом вспоминать, – резко отвечает и идет.
В поселке начинает смеркаться. Сухой снег все гуще, однако на улице люди продолжают заниматься своими делами. На игровых площадках, ярко выделяющихся цветными качелями, слышен детский смех.
По пути к остановке встречаем множество национальных флагов, развевающихся на ветру. Много их и на окнах домов, на магазинах и во дворах. Напоминает о страшных событиях подбитый украинский танк, сожженный и рыжий. К нему местные до сих пор приносят цветы и игрушки, чтобы почтить память тех, кто погиб в борьбе за Гостомель.
Комментарии