"Украина может стать вторым Израилем. Будем находиться в состоянии перманентной войны" – Константин Ульянов

Идея курса возникла много лет назад, до войны 2014-го. В одном ночном клубе неадекватный посетитель использовал против охраны нож. После чего многие охранники ушли с работы. Это были крепкие ребята, но не готовые к этому психологически. И начальник охраны попросил написать программу психологической подготовки. Им понравилось. И с этого времени мы начали этим заниматься.

Когда началась война, нужно было сначала в некоторые подразделения людей готовить, отбирать. Потом рассказывать, как после войны возвратиться к нормальному бытию. Из этого сложился "Бронированный разум". Через него проходили в основном военнослужащие ВСУ, были нацгвардейцы, полицейские. В общей сложности – полторы, может, две тысячи человек.

Курс состоит из двух частей. Теоретическая – это лекции. Рассказываю, что такое стресс, боевой стресс как это работает. Какие механизмы срабатывают в организме человека и психике, что можем с этим сделать на бытовом уровне. Вторая часть – практичная. Основная ее задача – показать, что в стрессовой ситуации он будет реагировать определенным образом и что с этим можно сделать.

Мысли могут возникать не просто неожиданные, а даже вредные. Мы люди, и наша психика сложна. Когда мы оказываемся в ситуации, где нужно применить максимальную силу воли, чтобы выполнять боевые задачи, наш опыт иногда может мешать. Но если человек не проходил через испытания, не знает, какой у него действительно опыт. Какие у нее когнитивные привычки, как готов себя преодолевать.

Почему важно знать эти привычки прежде, чем ты окажешься в критической ситуации? Потому что это как с тактической медициной. Человек сначала должен потренироваться накладывать турникет, и только потом может спрогнозировать, получится ли это у него в реальной жизни. Там может быть много мешающих факторов, но навык должен получить заранее.

Самый банальный пример, который рассказывают десятки раз, когда во время арт- или минометного обстрела человек пытается вылезти из блиндажа. Это нелогично, потому что наоборот нужно скрываться. Но суть нашей стресс-реакции для части людей – это действовать. Сидеть на месте и ждать – это действие, идущее в разрез с природой человека.

В стрессовой ситуации человек делает не то, что правильно или нужно, а то, к чему привык или к чему его подталкивает природа.

Магических таблеток не существует. Но изменить некоторые поведенческие шаблоны, чтобы подготовиться к боевой ситуации, можно. Например, когда стреляете из огнестрельного оружия, то будете интуитивно закрывать глаза. Потому что такова природа человека. Но чтобы метко стрелять, человек не должен жмуриться. Стрелковая подготовка готовит к тому, что вы не моргаете. Подготовка к боевому стрессу работает так же, но она не о стрельбе, а о поведенческих шаблонах. Однако и она не даст стопроцентную гарантию.

В 2014-м году основная масса людей, которые стали в строй, это были либо уже военные, либо добровольцы. Это немного специфические люди, которые формировали именно наш военный дискурс. После 24 февраля в армию пошли многие обычные люди, которые ментально были очень далеки от этого. Некоторые до 2022 года вообще делали вид, что войны нет. И вот послезавтра уже могут быть российские танки в Киеве – и с этим нужно что-то делать. Поэтому многое изменилось в армии, потому что многие другие люди в нее попали.

Если раньше был один человек, который не был готов к боевому стрессу и все остальные могли его подтянуть, то сейчас таких людей больше и они влияют на тех, кто рядом. Но реакция на стресс у нас одна, что в 2014-м, что сейчас.

Поменялась социальная поддержка военных. В 2014-2015, не говоря о каком-нибудь 2018-м, военные и добровольцы могли лишь мечтать о той поддержке, которую войско имеет сейчас. Очень большая часть украинцев пытались отвлечься от войны, угрозы, потерь. Сейчас у них уже не получается, потому что ракеты летают их головами.

Немногие украинцы потеряли дома, кого-то из близких, получили ранения. Но тем людям, которые живут в Умани, тоже страшно, хотя их ситуация не такая, как в Изюме. Проблема в том, что военный может хоть что-нибудь сделать. Даже если ты просто сидишь и смотришь в тепловизор, говоришь иногда что-нибудь в рацию. Каждая минута твоей работы – ты защищаешь родину, друзей и родных.

У гражданского этого нет. Им очень трудно найти точку приложения сил, чтобы делать что-то помогающее защищать. Переслать часть своих денег – это круто и похвально. Но это очень большая психологическая дистанция между действием и следствием. Именно поэтому важно подчеркивать, что люди, которые дают 50 гривен еженедельно на волонтерские дела и могут хотя бы как-то поддерживать видимость нормальной жизни, делают очень важное дело. Военные двигают нашу победу, а гражданские – это кости победы. Без них тоже ничего не будет.

Первое – компетентность. У нас есть большая проблема с хорошей профессиональной подготовкой как к вступлению в армию, так, к сожалению, уже в ней. Если с тактической медициной благодаря энтузиастам у нас все плюс-минус работает, совсем маразма нет. Когда сейчас смеемся, что россияне для остановки кровотечения носят прокладки или тампоны, то в 2014 у нас тоже были люди, которые говорили это делать. Нам повезло, что было кому развивать тактическую медицину.

С тактикой не все так хорошо. Основной совет – искать компетентных инструкторов и помнить, что лишних навыков не бывает. Лучше учиться, чем ждать, что кто потом научит.

Мне кажется, да. Если со стрелковой подготовкой еще могут возникнуть проблемы. Вам нужно найти хорошего инструктора, тир, платить за аренду оружия и патроны. Но уже сейчас можно учиться рисовать карту огня или схемы ориентиров. Можно уже сейчас купить книгу рейнджера и получать пусть теоретические знания. Которые помогут также отличить профессионального инструктора от шарлатана.

Без четких критериев очень сложно сказать. Даже физическая подготовка у всех разная. Боец номер один – спортсмен. Может выдержать шесть часов хороших тренировок в день и после этого сохранять адекватность, номер два – не выдерживает три часа. Мы не можем привлечь его к большим отработкам на уровне взвода. Первого можно научить за полтора-два месяца. Второго – за полгода. Быстрых результатов в нормальной подготовке быть не может. Если мы не говорим о марафоне знаний, что вот автомат, вот гранатомет, а это отделение – и оно воюет вот так.

 

Если мы говорим о "Бронированном разуме", то если до конца курса доходит половина от группы, это считается очень хорошим результатом. Потому что как и любая система стресс-подготовки – это об отборе. Это как и вообще о человеке, и о тех, кто именно сейчас не может конструктивно справляться со стрессом.

Если говорим о курсах тактической подготовки, то там тоже есть отсев. Иногда просто из-за банальной лени. Люди не хотят семь часов ходить в лесу под дождем, они хотят хорошие фото в мультикаме для соцсетей.

В общем да. Нам повезло, что у нас более позитивистская психология. Расцениваем сложные ситуации как вызовы, а не трагедию. И у нас есть много крутых людей, умеющих транслировать такие идеи.

Главная черта образа мышления россиян – это амбивалентность (психическое состояние раздвоенности; сосуществование противоположных отношений или чувств. – Gazeta.ua). Умеют, когда нужно, делать быстрый цветовой реверс. С одной стороны, пытаются выставлять себя рыцарями в блестящих одеяниях, с другой – кичатся Бучей. Подлость умеют называть "смекалочкой". Все это хорошо используется в информационно-психологических операциях.

Россияне сейчас говорят, что Херсон "сдали", потому что там якобы были американские наемники. И эта идея спасает их от осознания, что проигрывают войну именно украинцам. Потому что признать это они не могут.

Это действительно очень логично. Они сидят и лепят коней из говна. Умеют этим кичиться. Россияне объективно культурно, технологически отсталый народ – они понимают это. Но научились делать из этого свое преимущество. Чем у них хуже, тем больше они хотят показать это миру.

Чем более примитивный человек, тем меньше у него инструментов. У россиян нет другого языка, кроме насилия. Потому что их амбивалетность лучше раскрывается в насилии и враждебности. Это их единственный инструмент, который можно использовать.

Во времена Второй мировой у японцев были целые институты, изучавшие человеческие страдания. Могли заморозить 100 пленных, чтобы посмотреть, как они умирают, например. Япония – это современная развитая страна со своей самобытной культурой. Изменились ли они? Выходит, что да. Великобритания была жестоким колонизатором. А сейчас они нам больше всех помогают.

Могут ли они измениться? Да. Но случится ли это – неизвестно.

Жизнь сложнее любой описываемой модели. Поэтому такая вероятность есть. На данном этапе я могу лишь фантазировать о факторах, влияющих на это. Но когда смотришь на разбомбленные города, то, что происходит сейчас в Бахмуте, трудно в это поверить. Путь к этому пока не вижу.

Трудность выявления их ИСПО в том, что они хорошо в этом разбираются. Самый простой способ – двигаться по принципу: кому это выгодно. Ищем в информационном пространстве конкретного бенефициара – Россию. И должны пытаться найти, в чем они выиграют.

Россиянам выгодно, чтобы мы все погружались в болото отчаяния. Распознать ИПСО затруднительно. Но всегда нужно думать, можно ли наш эмоциональный заряд использовать в их пользу. Если да, то, скорее всего, они уже это делают.

Если у вас пытаются вызвать какую-то эмоцию, то вами, скорее всего, пытаются манипулировать. Если в рекламе кто-нибудь ест и ему это очень нравится, вас пытаются заставить это купить. Манипуляция – это не всегда что-нибудь плохое. Командир может говорить что-то повышающее боевой дух, и при этом, возможно, манипулирует. Но вопрос в том, как он это использует.

Россияне всегда манипулируют нами для нашего вреда. И неважно, какую именно эмоцию для этого хотят вызвать. Гнев, отчаяние, даже радость. Ибо, например, когда считаем, что победа уже в кармане, то можем расслабиться и поддержка армии падает.

Конечно есть. Потому что мир уставал от всех войн. Во время Первой мировой войны, когда многие страны и люди принимали участие в ней, какой-то англичанин мог возвращаться с войны, а его коллеги в магазине могли спрашивать: "А ты что, в ночную смену работал? Так давно не виделись?" Это исторический факт. Люди устают и общество тоже. Но это не значит, что мы должны сбавлять усилия.

В какой-то момент уже не получится просто сказать, что воюем с Россией. Предстоит изменять коммуникационные стратегии, как на уровне министерств, так и на уровне сообщений в соцсетях. Нам нужно будет адаптироваться.

Если работает, то это действенный механизм. Вопрос лишь в том, как сильна его обратная сторона. Месяц назад мы со своим подразделением были в одной селе на Донбассе. Там очень много мертвых россиян, лежащих на дороге, в дворах. Сначала ты думаешь, что наши классно повоевали. А потом видишь, что дедушка едет на старом велосипеде и объезжает эти трупы. И тогда уже думаешь, что лучше их убрать, чтобы этот мужчина не жил рядом с мертвецами.

Тоже с информационным пространством. Мы должны говорить людям, что уничтожаем россиян, они проигрывают, каждый день их много погибает и они устают. Но делать это нужно так, чтобы через какое-то количество лет люди не корили себя за то, что смотрели на фото трупов и получали удовольствие от этого. Есть часть войны и смерти, которую не следует смотреть обычным людям. Чтобы они потом не переживали опыт, от которого их можно было защитить.

Я надеюсь, что нет. Но это может быть. Даже военные могут на войне начинать грызться друг с другом. Мы такой биологический вид, что нам легче направить агрессию на тех, кто рядом, а не на причину. Надо сознательно рефлексировать, что с нами происходит. Не следует переносить на близких свои негативные эмоции.

Надо находить конструктивные пути, куда девать свою накопленную психологическую энергию. Потому что нам всем страшно, тяжело. Надо найти конструктивный выход. Лучший – это психотерапия. Но в рамках миллионов людей это будет тяжело.

Ограничивать – это не значит прятать. Можно показать тела убитых россиян. Но демонстрировать мертвое тело, у которого оторван кусок головы или глаза с червями – не нужно. Есть линия, за которую лучше не заходить.

Наши ИСПО работают гораздо тоньше. К примеру, против наемников Вагнера идет информационная атака по обесцениванию их как военной силы. Они сами предоставили нам козырь, когда начали набирать криминалитет.

Действовать на морально-психологическое состояние врага нужно. Это одна из важнейших деталей войны. Чем запугать? Банально, смертью. Однажды выложил на своем ютуб-канале видео, где с собратьями стреляли из миномета. Написал под видео: "Всех мобилизованных ждем". Мне россияне начали писать, что моего друга мобилизовали, он не хотел, не убивайте его. Я не могу понять, кто чей друг и шанс, что он окажется меня в прицеле, очень мал. Но это не значит, что они боятся.

Очень часто в материалах, которые могут попасть россиянам в глаза, так и говорю: "Мы убьем вас". Потому что вы сделали этот выбор. Вас мобилизовали? Надо было со второго этажа военкомата прыгать, сломать ногу и не ехать. А теперь – мы вас убьем.

Страх – это очень интересная комплексная эмоция. Страшный ССО-шник, накосивший два полка россиян, очень далеко. А наряд Росгвардии, ведущий в военкомат, ближе. А когда они к нам приезжают, то страх смерти становится самым главным в жизни. А до этого – они боятся свое государство, потому что оно подавляло их уже много лет. У россиян выработался страх перед их государством больше, чем перед нами. Но это только на время.

Что очень важно знать о переживаниях экстремальных и критических ситуаций. Что вынесем с трудных времен – шрамы или преимущества, это будет зависеть в большой степени от нас самих. Если военный переживал страх, чувствовал боль и холод, терял собратьев, но возвращается в любящую семью, общество говорит ему, что ему благодарно, то вся темнота сделает его сильнее. Также это будет работать с обществом. Мне хочется верить, что после всего станем сильнее как нация. Для этого придется приложить много усилий. Но эта война, которую выиграем, сделает нас сильнее.

Прежде всего, что нужно понимать – не нужно спешить. Потому что кто-то возвращается с войны и уже через неделю уходит на работу. Кому надо пережить год, чтобы двигаться дальше. Семьям советую еще до возвращения ветерана или ветеранки найти хорошего психотерапевта, рассказать ему о своем запросе, что человек возвращается с войны и вам нужно научиться с ним общаться. Если многие так будут делать, то это настолько облегчит процесс нахождения ветеранов в нашем обществе, что это будет очень трудно переоценить.

Я всем своим курсантам и собратьям рассказываю, что это нормально после травматических событий идти к психологу или психотерапевту. Если человек получил ранение или травму, он пойдет к врачу. Потому что это здравый смысл. Любая критическая ситуация оставляет след в нашей психике. Поэтому здравый смысл обратиться к человеку, который может помочь. И важно отношение к этому – что ты будто идешь к травматологу, который выпишет тебе противовоспалительные или наложит гипс.

Пожалуй, есть. Но не берусь это предсказывать. Потому что в начале вторжения россияне брали с собой парадную форму и реально приезжали на неделю. Уже в марте это была другая армия с другими шаблонами поведения. Они сменились летом, меняются и сейчас. Но от них стоит ждать всего. В то же время, россияне просто люди – им тоже страшно, они тоже устают. И рано или поздно они сами захотят сдаться. Нам нужно просто помочь им.