С начала полномасштабной российской агрессии боевые медики и врачи добровольческого медицинского батальона "Госпитальеры" находятся в самых горячих точках Украины. Работают с 2014-го года – тогда медик-доброволец, а ныне депутат Яна Зинкевич основала батальон.
Под вражескими снарядами и минами они вместе с медиками Вооруженных сил Украины оказывают помощь раненым военным и гражданским, находящимся в зоне боевых действий. Эвакуируют пострадавших с "нуля", нормализуют их состояние и затем транспортируют в больницы и госпитали в тыловых городах Украины.
Как продолжается эта эвакуация и какова жизнь на одном из самых горячих ныне участков фронта - узнавала корреспондентка Gazeta.ua.
РАЗРУШЕННАЯ ЗАПРАВКА
"Почтим светлой памятью всех, кто отдал свою жизнь из-за вторжения Российской Федерации в Украину", – по радио в машине – минута молчания. Мы в это время пересекаем границу Донбасса.
– Вспомним Героев, которые боролись и погибли за наше будущее, невинных детей, мирных украинцев и всех наших соотечественников, – говорит голос в приемнике.
Жаркое летнее солнце начинает печь с самого утра. Несколько полос асфальта, на обочине – подсолнухи. Мы едем туда, где встречаются Донбасс и Луганщина. Там – заповедные территории, степи, хвойные леса, много песка. А еще – война. Города на пути живут своей обычной жизнью: работают магазины и рынки, люди пьют кофе и курят в тени. Чем ближе к линии фронта – тем больше разрушенных домов. Взорванные мосты.
Окна в каждом втором доме города, который проезжаем, забиты фанерой – скотч на окнах здесь уже не помогает. Дымится разрушенная заправка. Чуть дальше люди ждут "зеленый" на светофоре, чтобы перейти дорогу.
– Я врач, сбежавшая в IT, – рассказывает "Стикс".
Но убежала недалеко. Потому что она – медик-доброволец. На войне – с 19 лет. Наш водитель "Дельтик" – тоже IT-шник.
Жарко. Пахнет сухой травой, разнотравьем и полынью
На месте, где должны жить ближайшие недели, – большой дом и двор с розами, кипарисами и соснами. Здесь явно когда-то кипела жизнь, кто-то сажал цветы и подстригал газон. Жарко. Пахнет сухой травой, разнотравьем и полынью. На открытом степном участке цветут мелкие полевые цветы. Между ними – лежат мины. В доме сейчас живут военные. Чистый воздух, красивый вид, трехразовое питание – почти санаторий. Но все же "почти".
Вечером на горизонте видно, как работает артиллерия. Слышны выходы и прилеты. Вражеская арта работает по нашим позициям. Но все это относительно далеко.
– Я вышел послушать концерт, – говорит доброволец "Князь", закуривая сигарету. – Кажется, он закончился.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "План-максимум России – выйти на позиции, которые мы уже отбили во время харьковской операции" – Сергей Череватый
– Надеюсь, смертью "музыкантов", – шутит "Дельтик".
Работа добровольцев делится между разными экипажами – дежурство на позициях проходит по графику. Однако если нужно срочно выехать на помощь – едем. Вблизи одной из точек эвакуации, где должны дежурить, раньше был то ли зоопарк, то ли ферма. Военные говорят, что в начале войны здесь по лесу разбегались страусы и другие животные, не предусмотренные природой.
"Кейс" (автомобиль первого или одного из первых звеньев эвакуации – Gazea.ua) ездит дальше – там, в лесу, поражают не только разнообразие животного "личного состава", но и дороги. С каждым километром ближе к линии фронта они все хуже. Водитель кейса "Тим" – из той команды, которая вывозит раненых с нуля или почти с нуля.
"Тим" жалуется, что с каждым таким путешествием у него прибавляется седых волос. А еще рассказывает, что видел у дороги живого енота, хотя этого никто не может проверить. Еноты здесь не должны жить. Как и никто другой при таких "погодных" условиях – слишком тяжелые "осадки" приземляются на эту землю.
– Мой водитель Рома до войны работал егерем, – говорит Никита, который здесь живет и работает. – Убежден, что местному лесу – конец. Потому что шрапнель влетает в кору и там заводятся вредители. Пару лет – и всё.
ВСЕ ХОТЯТ ЖИТЬ
Артиллерия работает очень громко. К этим звукам нужно привыкнуть – какое-то время тело может автоматически дергаться от "выходов", но страх со временем исчезает. "Прилеты" – гораздо страшнее. Когда по тебе работает миномет – еще хуже. Нашему кейсу доставались такие "приключения".
– Вражеский дрон над головой – довольно терапевтический, – шутит "Тим". – После такого и людей, с которыми перед выездом ругался, – рад видеть.
– Бояться – это нормально, – говорит другой доброволец "Опера". Он – актер и певец. Но с начала полномасштабной войны – на фронте. – Понимать, чего ты боишься – это тоже нормально. Неконтролируемая реакция на уровне движений – так нервная система срабатывает. Это происходит раньше, чем приходит осознание.
– Думаешь, мы не сцыкуем? Я работал со спецурой, но все прячутся и все хотят жить, – говорит один из моих побратимов. – Сцыковать – это нормально. Ненормально – не оказать побратиму помощь из-за страха.
В лесу здесь нет такого птичьего пения, как в лесах в тылу, где рядом живут люди. Наверное, птицы просто не успевают вить гнезда из-за постоянных обстрелов. Хотя их голоса все равно слышны. Пахнет хвоей, жарой и мышами.
Запариваю мивину, а туда сразу песок падает
Чтобы обеспечить комфортные условия пребывания, здесь сделали окопы и блиндаж. Там немного прохладнее и бегают мыши. Ребята говорят, что мы к ним приехали, а не они заходят к нам.
От песка никуда не деться – он рядом с тобой на дежурстве, ты носишь его в карманах. Побратим "Борода" говорит, что это местная достопримечательность.
– Запариваю мивину, а туда сразу песок падает. Хрустяшки. Надо же зубы почистить, – шутит.
Однако от прямого прилета блиндаж не спасет. Едем на вызов к военному, который попал под обстрел и даже в окопе его "достало". У него – ранение обеих стоп. В пути делаем все необходимое: ставим венозный катетер, даем препараты, меряем давление и сатурацию, проверяем, нет ли открытого кровотечения. На этих дорогах машину трясет вместе с теми, кто внутри. "Стикс" говорит, что придется потерпеть.
– Да знаю, не первый день катаюсь. Американские горки, – выкрикивает раненый.
Парню становится менее больно. Рассказывает, что дома ждет беременная жена. Должна родить через месяц. До сих пор спорят, как назвать ребенка – жене нравится имя Анастасия. Похоже, после этой эвакуации вопрос решен. Отвозим его на стабпункт, где уже врачи продолжат работу. На обратном пути каталку надо отмыть от крови.
Когда останавливаемся у магазина, чтобы купить воды, подходит мужчина и дает две упаковки голубики и печенье. Говорит, специально приехал сюда, чтобы помогать. Благодарю. Он едет дальше, мы возвращаемся назад в лес.
– Просто лотерейка, – говорит об обстрелах и прилетах один из тех, с кем дежурим на точке.
– Спортлото, – отвечает другой.
С нами дежурит Оксана – медик одной из бригад. Ее двое братьев тоже воюют. Один недавно получил ранение и лечится. Другой – без связи несколько последних дней, потому что работает где-то там, где нет сети. Девушка говорит, что переживает и ждет сообщения. Где-то вдали раздаются взрывы.
Мимо проезжает тяжелая техника и машины, набитые военными. Всегда приятно видеть, когда они возвращаются. В один из дней проходит солдат с рюкзаком. Спрашивает, где резерв. Никто из нас не знает.
– Я своих повсюду найду, – говорит. И идет дальше.
МНОГО КОМАРОВ
В перерывах между дежурствами – отдых. Если проснуться раньше, то можно увидеть, как по земле еще стелется туман. Здесь действительно хорошая природа. В селе очень мало гражданских. Живут в основном военные. Работает небольшой магазин – упаковку чипсов продают за 100 гривен. Сигареты – гривен на 20 дороже, чем в Киеве. На многих продуктах нет ценников – кажется, цены здесь определяют на глаз. Военные ведь могут заплатить больше.
Наши возят им воду и продукты, а нам говорят: "Спиной к ним не поворачиваться"
– Один из десяти гражданских – наш. А есть те, кто помнят Советский Союз, Сталина и честно ждут возвращения, – рассказывает "Тим" о своем ротационном опыте. – Нас однажды попросили приехать – медицинская помощь нужна. Мы поехали. С риском нарваться на обстрел. У девочки лет 14 какая-то неврология. Все, что мы можем – увезти. Говорим: "Приедем завтра, вы соберете вещи – всю семью заберем. Довезем в госпиталь. Свяжемся с волонтерами, которые вас встретят". Нам в ответ: "Какие вы врачи, если у вас нет таблеток для моей дочери?" Говорим: "Можем только предложить эвакуацию". Отвечает: "Ну тогда уезжайте". Спрашиваю у военных, за счет чего они живут – село в серой зоне. Наши возят им воду и продукты. А нам говорят: "Спиной к ним не поворачиваться". Самому младшему там было два года, самому старшему – 80.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Ветераны не получают полноценную психологическую реабилитацию. Это может иметь страшные последствия" – провели аудит
Хуже всего – когда в таких местах дети. На одном из перекуров медик с позывным "Вет" включает видео, где маленький ребенок что-то говорит. Это сын ее друзей, которому удалось сделать операцию и сохранить слух. Но в первые секунды непонятно, что это ребенок в телефоне, а не здесь. Странно слышать рядом детский голос.
Между собой военные много шутят. Виталий рассказывает, как однажды встретил на дороге одного военного начальника. Ехал в панамке с москитной сеткой.
– Много комаров? – спрашивает начальник.
– До**я, – говорит Виталий.
– А можно корректнее?
– Очень до**я, – отвечает Виталий.
Прилетело в дом в нескольких сотнях метров от нас.
В конце концов поехать дальше ему удалось. Потому что на фронте все немного проще – и желания, и коммуникация. Комаров здесь действительно много.
В один из дней достается селу, в котором мы находимся. Прилетело в дом в нескольких сотнях метров от нас.
– Пид*ры не дали расслабиться, выпить пива безалкогольного, – шутит военный. Он вышел посмотреть, что происходит. Чуть дальше из дома поднимается черный дым.
– Мне газ не нравится, – говорит один из бойцов, когда речь заходит о работе на позициях и "конкурсах", которые устраивают россияне.
– Думаешь, не потянешь счетчик? – отшучивается другой. Все смеются. Хотя речь здесь, конечно, не о дорогой коммуналке.
КОНТУЗИЯ И СЛЕЗЫ
Нас вызывают. Ранение в плечо, живот и плевральную полость. Низкая сатурация. На точке его приходится тампонировать – то есть закрыть рану, из которой течет кровь.
– Дыши, – говорит "Стикс", которая закрывает рану.
Когда в тебя засовывают бинт со специальным раствором – это не самое приятное чувство в жизни. Ему тяжело ехать по этим дорогам, где каталка подпрыгивает каждую минуту. Но он терпит. Хотя и пытается все время сбросить кислородную маску. На "стабик" доезжает уже с хорошей сатурацией. Дальше с ним работают врачи. Потом – будет госпиталь. Мы едем назад.
"Вет" из команды кейса между дежурствами успевает учиться и готовить мероприятие по ветеринарии. Она работает в одной из киевских клиник для животных. В тылу – лечит животных. А на фронте – раненых солдат. Дома у нее двое детей, которые готовятся в школу. Между обстрелами и дежурствами "Вет" успевает думать о тетрадях и справках, которые нужно сделать детям.
– Привезли мужчину с контузией, – рассказывает "Вет". – Он сидит и плачет. Я ему говорю: "Что ты плачешь? У тебя просто легкая контузия. Тяжелых ранений нет. Сейчас тебя переоденем, поедешь на госпиталь". А он плачет час. Сквозь слезы говорит: "Пацанов жалко". А у них много осталось на позиции. И он не может прийти в себя.
Он вцепляется мне в руку, молчит и плачет
– Парня сбил танк. Мы ехали из эвака, вижу желтые спинальные носилки. Кричу своим: "У нас 300! Останавливайтесь", – делится историей "Стикс". – Мы сразу его в машину и разворачиваемся на стабик. Он испуган, ЧМТ, травма шеи, спины, внутреннее кровотечение, крепитация ребер – играешь как на пианино с его ребрами. Гемопневмоторакс. А он сидит, смотрит на нас и не понимает, что происходит. Помнит, что есть жена и дочь. А все, что было сегодня – не помнит. И постоянно переспрашивает. А потом просто молча начинает плакать. Мы его успокаиваем. Он цепляется мне в руку, молчит и плачет.
Недалеко находится озеро – теплая и чистая вода, песчаный берег. Сюда ездят плавать военные. Когда просто купаться становится скучно, один из медиков начинает зарываться в песок. Когда другие видят это, то подыгрывают – пытаются добросить воду до него. А потом и мокрый песок со дна. Они играют в войну.
Когда "окопаться" не получилось – медик "рвется в бой", то есть в воду. И продолжают уже там – брызгаться водой.
– Я международная организация, то, что вы делаете, только усиливает насилие, – говорит медик Никита о тех, кто начинает в ответ брызгаться водой. – Рекомендую вам прекратить боевые действия и эскалацию.
– Ты ОБСЕ?
– Нет, ООН.
– А похоже на ОБСЕ.
На эти замечания его поливают водой все стороны "конфликта".
– Знаешь, когда на говне сидит муха – нет разницы, она зеленая или черная, – говорит Никита.
– А теперь дай мне откат, – говорит "международная организация" тому, кто начал "атаку".
На берегу сидит спокойный "Борода". Он просто греется на солнце и смотрит, как другие веселятся.
– А вот он – США. Наблюдает, – шутит Никита.
– А где Германия?
– Нет, как всегда, – говорит кто-то рядом.
ООН – это "ванька", который лежит на дне где-то здесь.
– Знаешь, я все-таки ОБСЕ, – добавляет Никита. – ООН – это "ванька", который лежит на дне где-то здесь.
РАЗОРВАТЬ ПОРОЧНЫЙ КРУГ
– В школу пойду, преподавать, – говорит Никита. – Потому что с нацией такое сделано, что только детей воспитывать. Разорвать порочный круг.
Здесь служит "Марио", который уже работал учителем – истории, правоведения и физкультуры. А сейчас он тоже на войне. В его школе наверняка нашли новых учителей. С Никитой они на кухне шутят о преподавании и своей нынешней работе. Потому что без шуток здесь будет сложно. На обед солянка. Повар, который всех кормит, вернулся из Чехии, когда началась полномасштабная война.
У нас заканчивается ротация. Мы собираем вещи и уезжаем домой. Вместо нас – новые экипажи, которым делать все тоже самое – ждать, возить раненых, отдыхать, бороться с мышами, которые ходят по тебе.
Кто-то с кем-то в мире пытается о чем-то договариваться. Мы проезжаем церковь, которой обстрелом сорвало крышу
По радио новости: "Враг наращивает свои усилия, активизировался на Очаковском направлении. На севере зафиксировали вражеские ДРГ". Где-то были обстрелы и повреждены дома. Кто-то с кем-то в мире пытается о чем-то договариваться. Мы проезжаем церковь, которой обстрелом сорвало крышу. Рядом также пострадавшие и сгоревшие дома.
"Вам зірка в оці до лиця, а що мене вона не палить, візьміть уста мої на пам'ять. Я п'ю цей вечір до кінця" – играет радио. Мы проезжаем поля ярких подсолнухов, вокруг много зелени. В сторону фронта продолжают ехать машины.
3 
25817
Комментарии