Любое домашнее животное, хоть как его не люби, предназначено для еды. Но, разве плохо — любить то, что когда-то придется съесть? Моя сельская бабушка не ела свою птицу. В то же время спокойно могла отрубить петуху голову, потому что всегда делала это для нас, городских. Так, как будто ее руками руководила другая сила.

Городской человек совсем охладел к миру домашних животных. А когда-то, в начале 90-х, когда деньги совсем помертвели, люди на своих 6 дачных сотках строили маленькие птицефермы. Мои родители не стали исключением. Отец построил изгородь для уток и кур, сбил из досок кроличье общежитие.

Я тогда как раз закончил школу и несколько месяцев всех их кормил. Брал десяток книжек и неделями оттуда не вылезал.

По-настоящему меня удовлетворяли кроли, потому что никогда не говорили лишнего. Куры с утками тоже не слишком докучали. Проблема была с гусями, для которых место нашлось только в соседней комнате. Они аккурат в 21.00 засыпали за фанерным ограждением и так же дисциплинировано просыпались в 6.00 к завтраку. Я же засыпал в три ночи и гусиное гоготанье ломало мой график.

Отец сбил из досок кроличье общежитие

Тогда, в свои 17, я не нашел ничего более мудрого, чем сломать их естественные часы. И вот еженощно, на протяжении нескольких месяцев, ровно в 3.00, я открывал фанеру и будил гусей, стуча палкой о металлический таз. Гуси гоготали и будили диких уток на Днестре. Я кормил их сечкой с крупой, и все мы сладко засыпали. Просыпались мы тоже вместе — поздним утром. Я, переварив прочитанные за ночь книжки, а гуси — свою зелено-желтую пищу.

Возможно, и не было бы в этой истории ничего интересного, если бы не мама. Недавно она рассказала, что дикие утки на Днестре уже 20-й год подряд постоянно просыпаются ровно в три ночи и кричат, перекликаясь со своими невидимыми друзьями из прошлого. Как будто они до сих пор где-то есть.

×