Черные ветви груши под дождем — словно мокрый иероглиф, на котором еще не высохла тушь. Как будто слышен ее запах — острый, слегка спиртовой. Аж захотелось, чтобы кто-то напомнил, чем именно пахнет тушь. Однако живу среди людей, которые никогда в жизни не писали ни тушью, ни чернилами, только шариковой ручкой, а шариковые ручки ничем не пахнут.

Пока расспрашивал об этом, за окном стемнело и не стало видно ветвей. Зато само собой вспомнилось кое-что, спрятанное в той темноте — не здесь, а далеко, на лугу над Хоролом. Там всегда росла трава, ее косили те, кто жил на Захоролье. Потом — кто умер, кто постарел для такой работы, а кто продал корову. Вроде ничего и не изменилось. А вот прошел год, второй. И в траве на лугу появилось то, чего не было раньше — десятки, а то и сотни груш и яблонь. Еще маленькие, чуть выше травы и ниже чертополоха. Но — много. Наверное, они и раньше всходили там, но им не давали вырасти, косили.

Как-то горела прошлогодняя трава на лугу — все выгорело, потом ожило — сердитое, колючее, такое, что зайцы его боятся грызть зимой. Потому что, хотя оно и груши с яблонями, но таки не сад, а лес.

Его посеяли коровы. Они толокутся здесь с весны до осени. Пасутся или нет, а когда приходят домой, им дают яблоки или груши, что у кого есть. Коровы это любят. А потом возвращаются на луг. Так и посеялся лес.

Осенью будет пахнуть плодово-ягодным вином

×