На свете вместо меня одного могло быть два фольксдойче. Потому что мать жила на территории, оккупированной немцами, а отец в это время был у них в плену. И что-то там наклевывалось у него с какой-то фрау-вдовой. Но он медлительный, пока думал — наши пришли и поперли его в Сибирь.

У матери проще: она не любила коротконогих, а почему-то у нас все немецкие оккупанты были именно такие. Отец тоже коротконогий. Но матери нравился его стриженый затылок. Так она мне говорила. Она видела этот затылок, когда его провожали в армию в последнюю осень перед войной. Потом отцовского затылка не было видно долго. Но мир тесен. Кто-то из наших девушек видел отца в Дортмунде с той фрау и сказал матери. И она до смерти упрекала его: "Ага, тебе немку подавай!".

Смешно, но я и до сих пор не люблю стричься. Потому что холодно в затылок, и будто сзади кто-то сейчас скажет о той немке. А иногда я думаю, что у меня в Дортмунде есть брат или сестра.

Мать не любила коротконогих

Так сложилось, что моя дочь живет сейчас в тех краях. Когда приезжает, мне тяжело сказать первую фразу. Потому что мешает один вопрос. Я еще не сошел с ума, чтобы вымолвить это вслух: "Ты не видела их там? Ну, тех наших коротконогих родственников?" Я молчу и думаю, что они, наверное, очень постарели, потому что старше меня лет на восемь. Хотя немцы не стареют, до ста лет в шортах ходят — сам видел.

Дочь там живет давненько и хорошо знает немецкий. Письма мне шлет э лектронкой, по-русски. Когда соскучится, пишет по-нашему. А компьютер переворачивает наши буквы. Вот снова получил такое письмо: "Кто, кроме нас с тобой, знаЭ...". Это мне нравится. Потому что это означает, что скоро Новый год и я снова ее увижу.

×