Врач-отоларинголог Ирина Дагаева в марте провела две недели в здании мариупольской филармонии, где скрывались от обстрелов около 1200 человек. Среди них женщина была единственным медиком. Ирина оказывала помощь раненым, спасала младенцев, которых принесли из разбомбленного россиянами роддома, искала лекарства, найти которые в тех условиях казалось невозможным.
Женщине удалось выбраться с внуками сначала в Запорожье, а затем во Львов, где она сейчас работает в центре "Я – Мариуполь", созданном специально для переселенцев из полностью уничтоженного рашистами города. Об ужасе в многострадальном Мариуполе врач с 45-летним стажем рассказала в интервью "Телеграфу".
"В многоэтажку, где жила дочь, попал снаряд"
– Не хотела бросать своих пациентов. Ведь знала, что я им нужна, – говорит Ирина Дагаева. – Я люблю свою больницу, в которой проработала 45 лет. Когда началась полномасштабная война, я оставалась в городе и, несмотря на постоянные обстрелы, продолжала ходить на работу.
После того как в многоэтажку, где жила моя дочь, попал снаряд, она с двумя своими четырехлетними дочерями переехала ко мне. Мой дом был цел, но не было ни воды, ни тепла, ни электричества. А когда воронки от снарядов начали образовываться у моего дома, стало ясно, что и здесь оставаться с детьми больше нельзя. Мы решили ехать, но я даже не собирала свои вещи – была уверена, что отвезу семью и сразу вернусь. Мобильной связи в городе уже не было, но среди местных пошли слухи о гуманитарном коридоре. Поэтому, нацепив на машины белые тряпки, мы поехали в центр города, в печально известный драмтеатр.
Приехав, увидели огромное количество автомобилей, но коридора не было. Начались обстрелы. Люди побежали в драмтеатр. Мы сначала тоже туда забежали, но там даже негде было сесть – так много было людей. Постояв пол часа с детьми на руках, рискнули проехать немного дальше, в городскую филармонию. Там людей в тот момент еще было меньше. Гардеробщик меня узнал – оказался моим пациентом. Он предложил нам с семьей место в гардеробе. Мы думали, что просто пересидим обстрел. Но получилось, что остались там на две недели.
"Лекарства находили в разбомбленных аптеках"
Ирина рассказывает, что она была в филармонии единственным врачом. Лекарства находило, в частности, в разбомбленных аптеках.
– Люди в состоянии стресса, напуганы, – вспоминает Ирина. – Дети, пенсионеры с хроническими болезнями, инвалиды. Многие с кошками, собаками, попугаями, морскими свинками, ящерицами… Люди не бросали животных, они оставались людьми до конца. Я была там единственным врачом. Чтобы оказывать помощь, мне нужны были медикаменты, которых не было. Филармония – это совсем не то место, где может быть какое-то лекарство. А людей прибывало все больше. Кто с осколком и кровотечением, кто с высокой температурой, кому срочно нужен инсулин ... Поэтому мы ходили искать лекарства. Мы – это двое отчаянных мужчин и я. Они брали меня с собой, потому что не знали, какие нужны медикаменты. Лекарство находило, в частности, разбомбленных аптеках. Мы заходили через разбитые витрины и брали все, что видели.
"На день у каждого был один маленький стакан воды"
Врач также рассказала, как удавалось решать проблемы с пищей и водой, а еще с молоком для младенцев из разбомбленного роддома.
– Еду и воду находили примерно так же, как лекарства – каждый приносил то, что мог, – продолжает рассказ врача. – Хлеба со 2 марта мы не видели. Были только пышки – лепешки из муки с водой, жаренные на решетке. Но этих пышек было мало, и раздавали мы их только детям. Воды, которую удавалось найти, конечно, тоже не хватало. В день у каждого было 200 миллилитров – это один маленький стакан.
Труднее всего стало, когда начали поступать дети из разбомбленного рашистами роддома. Однодневные младенцы с прищепками на пуповинах. И их мамы с послеродовыми кровотечениями, без молока. Это и понятно – откуда взяться молоку, если женщина не ест, не пьет, а на роддом сбросили авиабомбу? А сколько может прожить новорожденный без еды? Таких детей у меня было трое.
Я меняла молоко у местного населения. Когда из близлежащих домов приходили люди за каким-то лекарством, говорила: "А что вы мне можете дать вместо этого?" Они спрашивали, что нужно. Я отвечала, что нужно все. Кто принес банку засахаренного меда, кто печенье. А одна старушка нашла в разбитом доме детскую молочную смесь. Ею из пипетки я кормила младенцев.
Ирина признается, что у жителей Мариуполя, сидевших в бомбоубежищах и подвалах неделями, случались нервные срывы, были даже попытки суицида. Ей помогала держать себя в руках работа.
– У меня не было времени на то, чтобы бояться или страдать – людей приходило все больше (по городу пошли слухи, что в филармонии есть врач и какая-нибудь еда), – говорит женщина. – Наверное, сказались 40 лет, которые проработала в операционной, – у меня не было отчаяния, я была собрана и знала, что нужно делать.
"Рашисты пугали, что дорога в Запорожье заминирована"
Вырваться из города, напоминавшего апокалипсис, Ирине Дагаевой с маленькими внучками удалось 19 марта.
– После того, как в дом напротив филармонии попал снаряд, мы поняли, что следующими будем мы, – добавляет Ирина. – А мы даже не в подвале – это просто здание, да еще с большими витражными окнами. Поэтому люди просто прыгали в машины и ехали – без всяких гуманитарных коридоров, на свой страх и риск.
По дороге мы нарвались на вражеский блокпост. Рашисты пугали, что дорога в Запорожье заминирована и мы подорвемся. Но мы ехали дальше. В Запорожье впервые за три недели увидели хлеб. И даже через несколько недель, когда уже были во Львове и могли купить разные продукты, внуки просили: "Бабушка, дай хлеба. Мы не хотим голодать".
3 
79692
Комментарии