Может ли быть главной литературной новинкой лета произведение, написанное почти сто лет назад? Оказывается, может! Все дело в том, что, во-первых, произведение культовое, а во-вторых, только теперь появляется его продолжение.
Речь о романе "Доктор Серафикус" Домонотовича. Домонтович - псевдоним писателя, философа, ученого Виктора Петрова (1894-1969). Петров прославился парадоксальной прозой, археологическими, лингвистическими, культурологическими, историческими исследованиями, философскими эссэ, а еще тем, что во время Второй мировой войны на оккупированной нацистами территории Украины и затем несколько лет в среде украинской эмиграции в Германии выполнял неизвестные задачи советской разведки, после чего вернулся (или был "возвращен") в УССР.
"Доктор Серафикус", написанный в 1920-х годах - книга о "сумасшедшем профессоре", крайне причудливом ученом по фамилии Комаха. Этот человек в основном живет в мире научных изданий, энциклопедий и лекций. Его комната - свалка книг и заметок. А что вне науки, вне работы? Странная дружба с пятилетней девочкой, не менее странная дружба (и не без намеков на гомоеротизм) с художником Корвином, полный "дисконект" с обществом, избегание женщин и даже мечты о том, чтобы мужчина мог сам рожать детей без женского участия.
Разрушить такую замечательную жизненную схему профессора решает именно женщина - богемная переводчица, спортсменка и актриса Вер. Она просит Корвина познакомить ее с экстравагантным мужчиной. И вопреки всем ожиданиям, ей удается влюбить в себя Комаху. Но, конечно, роман со схематическим человеком "не от мира сего" тоже получается, мягко говоря, нестандартным.
В Украине многие десятилетия творчество Петрова-Домонтовича было малоизвестным. Уже в наши дни исследователи, изучая архив писателя и ученого, обнаружили продолжение романа "Доктор Серафикус", также стали известны альтернативные версии некоторых эпизодов уже опубликованного текста
Эту книгу Виктор Петров впервые издал в 1947 году в эмиграции. В Украине многие десятилетия творчество Петрова-Домонтовича было малоизвестным. Уже в наши дни исследователи, изучая архив писателя и ученого, обнаружили продолжение романа "Доктор Серафикус", также стали известны альтернативные версии некоторых эпизодов уже опубликованного текста. Впрочем, долгое время все это почему-то не издавалось. Писатель и литературовед Вячеслав Левицкий подготовил в серии Vivat Классика издательства Vivat издание Доктора Серафикуса, в котором есть и обычный текст, и - отдельным разделом - продолжения и вариации.
Обойдемся без спойлеров. Скажу лишь, что в ранее неизвестных частях романа профессор Комаха испытывает очередные неожиданные перевоплощения и находит новые жизненные схемы, согласные с новой эпохой: окончанием 1920-х и началом 1930-х годов. А новый финал только придаст роману ироническое, пародийное звучание.
Но, возможно, даже важнее появления продолжения и альтернативных фрагментов в "Докторе Серафикусе" комментарии от составителя. Ведь книга Петрова-Домонтовича богата всяческими цитатами, аллюзиями, настоящими и вымышленными киевскими реалиями 1920-х годов. И вообще, если читать роман, выдержанный в модернистическом, а подчас и в авангардном стиле, то гораздо лучше делать это с подробными примечаниями.
София Андрухович. Катананхе. - Киев: Комубук, 2024
О новом романе Софии Андрухович "Катананхе" часто говорят, что после огромного объема "Амадоки" она неожиданно написала очень короткий текст. Следовательно, Андрухович свободна от диктата читательских ожиданий (а может, и иронически с ними играет). И это свидетельствует только в пользу писательницы.
Катананхе - история цепей человеческих страстей, разложенных в одном из не слишком ярких киевских многоэтажных районов. Цепей - потому что страсти словно цепляются одна за другую и не намерены выпускать героев и героинь из своей власти. Страстной, эффектной является обложка книги. Только вот текст с ней контрастирует по настроению. София Андрухович изображает эмоции не как стремительный пожар, а как медленный процесс, хорошо поддающийся тщательному исследованию и препарированию подробностей. Страсти здесь живут в мелодраматических недомолвках, намеках, полутонах, умолчаниях. И в этом роман Андрухович неожиданно немного "рифмуется" с упомянутым выше романом Виктора Петрова - при всех, понятное дело, стилистических, мировоззренческих, тематических и прочих отличиях.
София Андрухович любопытно работает с деталями. Характерно, что ее метафорические описания, интересные и подчас психоделические (особенно в момент применения к максимально мрачному обыденному материалу) образы укладываются в общем весьма рациональную и даже в определенном смысле реалистическую схему письма.
Персонажам "Катананхе" приходится иметь дело с многочисленными психологически сложными пограничными ситуациями. Это и хрупкое взросление девушки, и "кризис среднего возраста", и палитра ощущений старения тела, и жизнь с пустотой после потери близких, и давление банальной повседневности, и попытка встроить в реальность всеобъемлющую любовь к собакам (один из сквозных мотивов книги). Или, например, беспредел сексуальности. Да, речь идет, в частности, о той сцене, которую чаще всего обсуждают в соцсетях в связи с "Катананхе": пожилая женщина и младший мужчина спасают из заброшенного бассейна оленя, а затем в непостижимом порыве начинают любить друг друга.
Роман Андрухович - это еще и попытка смоделировать послевоенную действительность. Война здесь присутствует не боями, фронтовыми событиями и концепцией разрешения конфликта, но повсеместными следами, ментальными "растяжками", угрожающими зонами, куда опасно заглядывать или заходить
Всё это происходит на фоне тотальной травмы войны. Роман Андрухович - это еще и попытка смоделировать послевоенную действительность. Война здесь присутствует не боями, фронтовыми событиями и концепцией разрешения конфликта, но повсеместными следами, ментальными "растяжками", угрожающими зонами, куда опасно заглядывать или заходить, например запуганные, потенциально заминированные уголки или здания, напоминающие разрушенные кварталы и жизнь в других городах, уничтоженных боями. Просто воспоминания. Просто ассоциации. Побывать в такой виртуальной реальности - жутко и интересно.
Ия Кива. Смех погасшей костер. – Киев: Дух и Литера, 2024
Из модели послевоенности возвращаемся в гущу войны. Именно она - одна из доминантных тем новой книги поэтессы Ии Кивы "Смех погасшей ватры". Отмечу, что Ия Кива, к сожалению, знает этот материал хорошо и не с чужих слов. Дончанка, летом 2014 года она была вынуждена покинуть родной город (прошло уже десять лет!), а зимой 2022-го полномасштабная война встретила поэтессу под Киевом, откуда пришлось из-за всего тогдашнего хаоса эвакуироваться уже во Львов.
Сборник "Смех погасшей ватры" - это во многом поэзия свидетельства. Свидетельство не подробно-информационного, бытового (хотя иногда не без этого), но обобщенного свидетельства о насилии над человеком, над его психикой, сознанием, памятью, над его миром. И одновременно - о продолжении человека и человеческого.
(...) простір десь там на сході всередині мене
заростає бур'яном небезпеки десь тут і ніде
провалитися в терикон - улюблена лякалка з дитинства
(увага всі в укриття)
що ви зараз відчуваєте
питають чи не в кожному інтерв'ю
кригу krieg
розочкою донбасу порізане горло
скло вкраденої молодості в руках і ногах (...)
"Хорошая новость" (насколько это словосочетание уместно) заключается в том, что в этом всем можно найти даже место и время для иронии, и самоиронии:
створили з пісень про війну підпільну гуманітарку
вантажимо її у європу америку індію та китай
торуємо шовковий шлях великої української літератури
що везете братчики - питаються на кордонах -
мовчання вбране у кирилічні літери
живий вогонь свічечок букви "ї"
нашу і вашу свободу лягати у змелю любові
поламаними деревами довгої пам'яті
що везете братчики - питаються наші мертві -
історію роду з брудною шматою в роті
трухляві скрині життів діда й баби прабаби й прадіда
які ми століттями носимо на хребтах мов карпати
що везете братчики - питаються наші живі -
рушники воєнного епосу й розтягнуті светри люті
недбалі креслення з мапами нової європи
дитячі обкладинки майбутніх книжок
що везете братчики - питаються наші люстерка -
мідні грошики дихання в дірявих кишенях
тривогу повітря у вибитих шибках ротів
пульсуючі прожилки часу в червоних очах
Поэзия Ии Кивы - это часто поиск масштаба и пространства. Выход из "дома" отдельных образов, реалий, сюжетов на "крышу", из которой образуется видимость более общего, более широкого мира. Где части соединяются в целое. Где память (а память для поэтессы чрезвычайно важная вещь, один из столпов ее литературного мира) входит в интенсивное взаимодействие с нынешним, а затем говорит. К счастью, так происходит не только в связи с войной:
сонце не засинай просто посеред поля
земля не орана жито не сіяне
та й ми ще ся не вродили
у нас під сорочками бігають вовки мовчання
і приносять в зубах кістки наших предків
ніби діти які по складах вчаться читати
великий тлумачний словник історії
і коли ми підпалюємо оповідь як сірник
ліс наших снів співає самими коренями
ми ж руками розводимо як диригенти
у яких замість рук дерева-відлюдники
і шукаємо сад у якому вони заговорять
як кров у серцях вирізаних з паперу.
Максим Дупешко, Христя Венгринюк, Евгения Завалий. Ловцы света: истории украинских художников. - Черновцы: Черные овцы, 2024
Книга, с помощью которой можно пунктирно познакомить детей, в первую очередь младшего и среднего школьного возраста, с некоторыми выдающимися украинскими художниками девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого века (то есть наиболее актуального для сегодняшнего инфопространства периода). И не только детей. Максим Дупешко, Христя Венгринюк и Евгения Завалий - люди не из сферы искусствоведения, а из сферы литературы - смогли изложить жизненные и профессиональные истории своих героев и героинь популярно, доступно, но не упрощая их художественную сущность до непристойного. Поэтому книгу смело можно посоветовать всем, кто нуждается, так сказать, во вводных и общеознакомительных знаниях.
Список художников и художниц можно считать одной из попыток выстроить канонический иконостас украинского искусства. Здесь есть шестидесятничество, и бойчукизм, реализм и романтизм, концептуализм, примитив и модерн. Собственно, вот полный список: Илья Репин, Архип Куинджи, Николай Пимоненко, Николай Ивасюк, Александр Мурашко, Георгий Нарбут, Александр Богомазов, Михаил Бойчук, Казимир Малевич, Екатерина Белокур, Никифор Криницкий, Татьяна Яблонская, Алла Горская, Мария , Иван Марчук, Анатолий Криволап.
...авторы вносят вклад в приобщение публики к восприятию пограничных и транзитных в национальном понимании фигур как элементов именно украинского искусства. Логика и актуальность такой политической линии ясна и имеет смысл
Присутствие среди "Ловцов света" таких фигур, как Никифор Криницкий (Дровняк), Казимир Малевич, Архип Куинджи и Илья Репин, свидетельствует, что авторы вносят вклад в приобщение публики к восприятию пограничных и транзитных в национальном понимании фигур как элементов именно украинского искусства. Логика и актуальность такой политической линии ясна и имеет смысл. Она имеет продолжение в рассказах о личных и дискурсивных формах репрессий, которые испытывали художники и художницы. Подразумевается, например, убийство сталинским режимом выдающегося художника и организатора Михаила Бойчука. Или имперское упрощение-присвоение современной Россией наследия Архипа Куинджи сначала в текстах и искусствоведческих концепциях, которое затем, в дни российско-украинской войны, воплотилось уже в буквальное, физическое присвоение, то есть похищение его картин и разрушение музея его имени в Мариуполе.
Война постоянно появляется в текстах о художниках разных эпох. Это знак злободневности и публицистической актуальности книги сегодня. А в следующий исторический период "Ловцы света" станут свидетельством о наших днях, об изменениях, происходящих сейчас в восприятии художественного наследия Украины.
5 
1
Комментарии