"Мы так немцев ждали, как праздника. Уже считали, когда они к нам придут в войну"

Она говорит: "Мы так немцев ждали, как праздника. Уже считали, когда они к нам придут в войну". Я называю ее тетя Мария, хотя она мне не тетя. Она ровесница моей бабушки из того же села.

Отца моей бабушки объявили кулаком в начале 30-х годов. Ее отца тоже объявили кулаком, и выслали обоих в концлагеря в Сибирь. Только в прадеда хозяйства не было - поля совсем капля, хижина небольшая, была еще пристройка, но он ее мудро развалил. Прадед шил сапоги, и с этого жил, поэтому кулак. А отец тети Марии имел хозяйство, и поле, и дом со ставнями "как кружево", поэтому когда его выслали, дом забрал колхоз, поле тоже, и лошадей тоже. Тетю Марию, ее сестру с матерью выбросили в овраг за селом - как и всех таких же "кулаков", чтобы они там умерли.

 

А они не умерли - стали рыть землянки, делать в них печи, жили в тех норах, зарабатывали. И тут пришел Голод.

В тот год в селе завелась дружина комсомольцев-активистов - таких деловых, веселых, революционеров, которым все, что происходило, страшно нравилось. Днем они спали. А как наступала ночь - шли по домам, заходили, будили, к стене ставили, ружьем угрожали, требовали зерна, золота, кожухов, всего. Брали дорогие терновые платки и рвали их на портянки. Врывались в хаты, где варили горох или фасоль, переворачивали варево в огонь, били посуду - умирайте! Умирайте!

Ложась спать в землянке, пряча все, что есть съедобного, тетя Мария боялась, что придут "они".

Бывало, правда, приходили не они. Бывало, приходили родственники. С соседних сел, издалека. Приходили, просили есть. Им давали, что находили. Однажды пришел двоюродный дядя. Мать налила ему чаю и говорит: "Бери, чая хоть попьешь". "Чай ... чай ..." - повторил двоюродный дядя, а потом сдвинулся со скамейки мертвый.

"Как же мы немцев ждали после всего, - говорит тетя Мария, - а немцы пришли и нас стрелять стали".

Она приехала к нам в гости, она живет в Америке. У нее дочь - судья. У нее внук - врач. Он приехал вместе с ней. Она просит завезти ее в Камыши. Там до сих пор есть тот ярок. Ничего не осталось от землянок, где люди так тяжело терпели. Только трава растет.

×