В г. Славутич, в 46 км от Чернобыльской атомной станции, 26 апреля в час ночи на Центральной площади служат молебен по погибшим чернобыльцам.
25 апреля в 23.30 собираются ликвидаторы с семьями. Стоят напротив гранитной стены. На ней высечены портреты 30 пожарников, которые погибли в первые дни после аварии.
— Славутич — город молодежи. Очень старых людей мало, — говорит низкий мужчина в синей болоньевой куртке. Опирается на клюку. — Ликвидаторы редко доживают до 65 лет. Но я плохой рассказчик, а вон идет Иван Мороз, вот человек насмотрелся. Он военный. Иван! Иди сюда!
Между сосен в парке нетвердой походкой идет высокий полный усач с большим зобом, в расстегнутом сером пиджаке. Он — бывший командир военной части 3031, в 1987-1998 годах охранял Чернобыльскую зону.
— У нас был так называемый "атомный полк". 10 и 30-километровая зона переходила в подчинение милиции. Месяц учебы, и я уже на станции. Мы охраняли станцию и зону от мародеров, — рассказывает он.
Глаза Ивана Михайловича красные, мокрые от слез. Вытирает их рукавом пиджака. Ему 56 лет, выглядит старшим.
— Помню, когда были выхлопы радиации и пыли из реактора — губы белели. Чувствовал на губах вкус металла. Тогда отчеты о дозах искусственно занижали. Солдатик идет с дозиметром, ему показывает 80 миллирентген в час. Приходит к нему замкомандира и начальник химслужбы: "Что ты написал? Ану пиши 10-20". Это допустимая норма. Чтобы не знали, сколько на самом деле там "светит". Я посмотрел на это все, и тоже подумал: да ну его! Уже не заморачивался, какой там фон, — поглядывает на службу.
На площади стоят люди с лампадками. Кладут к памятнику красные гвоздики.
Говорят, ликвидаторы спасались спиртным. Вы тоже?
— Водочку выпивали. Если бы не она, я бы уже в земле лежал. Вечером домой приходишь с работы — накатил 150, поужинал. И так каждый день. Сначала позволяли, поэтому пили все. Даже были такие лозунги на дорогах "Внимание, пьяный водитель". Тогда редко какие водители трезвые были. А потом начались драки, поножовщина. Водку запретили, сделали "зону трезвости". После этого ее начали привозить преимущественно на себе. Шманать руками по телу милиция не имела права. Только в присутствии командира, но никто его не вызывал. Я запихивал две бутылки в карманы. А сюда, — оттягивает штаны спереди, — пол-литра водки влезает. А в 1988-м вышел приказ: машины нашей 3031 части и машины КГБ при въезде в зону осмотру не подлежат. После этого мы везли водку, сколько хотели.
Еще нам какие-то таблетки давали. Какие-то соленые пилюли. Спецодежду получали. На Киев ехали — мы одевали свое, а здесь носили хэбэ. Только портупея и погоны офицерские из синтетики.
Подходим к деревянному столику. Там продают свечи и лампадки.
— Сколько? — Иван Михайлович достает из нагрудного кармана бумажник. Берет синюю лампадку.
Много местных пыталось тайком вернуться в свои села?
— Мы охраняли 10 и 30-километровую зоны. 15 дней были на службе, 15 дней отдыхали. Смотрели, чтобы мародеры не пробирались. Как сигнализация сработала, я садился в машину, брал пару солдат с собой. Смотрим: дыра, проволока розорвана. А за ней стоит лось. Порвал проволоку. Я дал команду отключить сигнализацию. Починили и уехали.
У меня в селе Рассохи был пост в доме брошенном — два года я там жил. Вечером 1987-го стучит в двери. Думаю: животное какое-то. Открываю — а это дед, согнутый, черный. Говорит: "Уходи отсюда. Это мой дом". "Нет, — говорю, — мой". Спрашиваю: "Как вы сюда приехали?" — потому что все заграждено. Говорит: "Сынок, я здесь всю жизнь прожил. Ты хочешь, чтобы я сюда не знал, как попасть?" Я, говорит, четыре столбика вытянул с проволокой вместе. Положил, мотоциклом проехал, назад поставил.
Говорю: "Дед, я тебя щас сдам". Он объясняет: "Я хочу ульи забрать". Там сарай добротный. Видно, что хозяйственный дед был. Говорю: "Сейчас возьму прибор, померю. Если они чистые, я отдам. А будет стрелка прыгать — поломаю прямо при вас". Замерил — чистые. Привязал их дед четыре штуки на мотоцикл. Выпили по рюмке. И он поехал.
Мы овощи ели в зоне, как обычно. Клубника росла большая. Яблоки ели. Я их и в Киев возил. Мне сказали, что яблоки не набирают радиации. Только семечки выбросил, кожуру протер от пыли — и ешь. Замеряли их дозиметром. Чистые.
Как оказались в Чернобыле?
— Я квартиру в Славутиче хотел, — говорит шепотом на ухо. — Получил уже в 1996-м. Здесь квартиры давали тоже неохотно. Приезжает молодой специалист — они всех ликвидаторов в сторонку. В первую очередь дают ему. А он получил, продал. Деньги на карман и уехал. Я, чтобы получить квартиру, ездил в "Союзчернобыль". Рассказал им, что тут творится, какой бардак. Через два месяца у меня уже была квартира. Они хотели показуху устроить — торжественно вручить ключи. Да я буду еще ждать их финтифлюшек? Самовольно заселился. Взял машину ребят своих, воинов. Повыгонял всех рабочих, подъезд закрыл. Ключ на карман, и все.
Не снится станция?
— Нет, — крутит головой. — Я ее ни в снах, ни наяву видеть больше не хочу. Молодой был, думал, что-то буду иметь за это. Теперь гипертоник. Из-за облучения у нас, чернобыльцев, давление 140 на 110 подскакивает. Все магнитные бури чувствую. А сколько молодых людей умерло от инсультов в 40-50 лет.
Как ликвидатор имеете льготы?
— Ха-ха, — ломает пополам сигарету. — Проезд на электричке бесплатный. Если успеешь в аптеке взять лекарства бесплатные до 2-го числа, то будешь иметь. А не успеешь, то все равно плати. Постоянно бесплатные рецепты мне выписывают. В аптеку прихожу, а там говорят: "За бесплатным придете 1-го числа". Понятно, что нужно покупать за свои деньги.
Хотели бы выехать из Славутича?
— У меня здесь насиженное место. Родственники жены говорят: "Продай эту квартиру, давай к нам в Киев". Да вы что! Здесь чистый город, чистый воздух. Лес, ягоды, рыбалка. Я сам из-под Киева — от Пущи-Водицы семь километров. Дом там свой продал, чтобы не видит ту грязь и вонь. В прошлому году лежал в военном госпитале на Лукъяновке. После обеда нечего делать, пошел в Музей войны. Экспонатов нет. Какое-то крыло валяется из сбитого самолета. А вышел на Андреевский спуск — все там: и немецкие свастики, и форма.
В Симферополе на вокзале когда-то был нормальный ресторан. Сейчас там что-то элитное сделали. Сидят два идиота, пьют дорогие напитки. А остальные люди сидят на улице на сумках. Так это что? Говорят, при коммунистах плохо жилось. Я и щас бы жил при Союзе. Я диссидент щас. Не люблю украинское. Наоборот, все люблю советское — и мультики, и фильмы.
Где теперь работаете?
— Вот мой объект охраняемый, шмотки здесь продают, — показывает на двухэтажный универмаг "Минск" на Центральной площади. — Дочь во Франции, замуж вышла. А сын на атомной станции работает дезактиваторщиком. Таскает швабру и тряпку. Получает где-то пять тысяч. У меня душа за него болит. Он закончил уже пять курсов университета Михаила этого, артиста... Поплавского. Но вижу, будет и дальше тряпку тягать лет 10-15. Не сможет устроиться на должность, на которую учится.
С друзьями-чернобыльцами встречаетесь?
— С каждым годом все меньше и меньше. Многих нет уже.
В 2015 году планируют достроить арку над объектом "Укрытие" в Чернобыле. Ее строит генеральный подрядчик — французская компания "Наварка", из металлических конструкций высотой 108 м. Потом с помощью бетонных полозьев насунут на "Укрытие" и законсервируют на сто лет.
2 
1
Комментарии
22