В этот вторник с войны пришло СМС-сообщение: "Ночью пропустили две колонны "Градов". Приказа стрелять не было".
Сообщение меня потрясло. Как выяснилось под вечер, потрясло и артиллеристов, которые не получили очевидного, по их мнению, приказа. "Нас же прислали для усиления. А кого мы усилим, мышами затаившись по норам?" — возмущались ребята, разливая раздобытую в соседнем селе бутылку.
Они искали и не могли найти ответ.
События на Донбассе породили и во мне много вопросов.
Почему, терялся я в догадках, когда начались прорывы границы, Украина не стала минировать хотя бы основные дороги, если не было чем остановить вторжение?
Почему, когда боевики проложили первый коридор в Россию, мы не поставили на его "берегах" хотя бы по старой пушке, которые в ночное и дорассветное время периодически накрывали бы место прорыва снарядами, чтобы вхождение российских автомобильных и бронированных колонн не было таким праздничным?
Почему армия даже не делала партизанских попыток уничтожить хотя бы одну вражескую машину, ограничиваясь накоплением обвинительной информации?
Почему позволяли на своих глазах разворачивать тяжелое наступательное вооружение, имея чем уничтожить врага и зная, что на следующий день оно ударит по нашим позициям?
Почему, даже имея преимущество, Украина все время ведет бои "вторым номером", отдавая захватчикам инициативу, вселяя у них комплекс победителей, а в своих защитников — неуверенность в собственных силах?
В конечном итоге, ответ пришел. Фактически один на все мои "почему?".
Оказывается, минировать украинские дороги перед нашествием врага — это почти преступление против государства: на заложенных боезарядах могло взорваться то, что шло из России. Выстрелы наугад с двух сторон прорванной границы также были недопустимыми, поскольку могли поразить российскую технику. Партизанские набеги или армейские удары по колоннам, как и накрытие огнем "Градов" и другой ракетной техники северного соседа, также категорически нежелательны, потому что "нанесение такого удара — это развязывание войны с применением российской авиации. Дальше пойдет обострение, и тогда это будет другая история".
Я поспешил процитировать чужое высказывание, чтобы читатели не успели засомневаться в полноте моего ума. Приведенную здесь ерунду произнес в одной рейтинговой телевизионной передаче заместитель главы Администрации президента Валерий Чалый. По его логике, главное в отечественной войне с российскими захватчиками — не уничтожение врага с минимальными человеческими потерями, а — не рассердить Путина. Как избегают наши власть имущие дальнейшего "обострения", мы видим: в первую очередь максимально бережливым отношением к российскому военному имуществу, которое московиты гонят в наши земли и на нашу погибель. Разве что, когда это имущество выстрелит и убьет десяток-другий наших бойцов, позволяется накрыть его огнем в ответ. А может и не так позволяется, как просто закрывают глаза и не взыскивают за порчу российского имущества.
Может, они еще и финансовых претензий боятся? Так как раз их бояться и не стоит: кремлевский фюрер с маниакальным упрямством настаивает — ничего российского на Донбассе не воюет. То есть все оружие, оказавшееся на украинской территории, мгновенно перестает быть российским. Оно становится ничейным. Вместе с людьми при нем. И уничтожать его можно, не опасаясь ни кремлевского гнева, ни финансовых санкций. К сожалению, об этом принципиальном нюансе наши рулевые забыли. От страха, наверное.
Артиллеристов, которые прислали СМС, призвали в войско четыре месяца назад. Они не слышали стратегических разъяснений полномочного представителя президента, а то не ломали бы голову над тем, почему им в ночь на вторник не позволили уничтожить российские "Грады".
Хотя, предполагаю, могли сработать и другие резоны, о которых знают лишь посвященные в военную стратегию. Такие, как недавний министр нашей обороны Гелетей, который очень не любил гражданские вмешательства в военное дело. Да и разве я вмешиваюсь? Просто думаю вслух.
8 
35413
Комментарии