Светлой памяти жертв Голодомора посвящается
Ночь, как пропасть ... Страшная, голодная, холодная ... Кажется, что она поглощает все живое. Жестокая ночь 1947 года.
На чужом дворе к окну склонилась еще не старая женщина. Немощными руками она хочет дотянуться до окна, но где же взять эти силы? Она бессильно падает вниз.
Кругом тишина, даже собаки, и те не лают - некоторые подохли с голода, некоторые бежали из села. Только слабый плач едва вырывается из груди и тонет в глухой темноте.
И уже снится ей, снится ... Веселое село, мальвы, дом и она - молодая, красивая сидит на скамье, а во дворе слышен веселый гомон детворы. Двое девочек учат ходить самую маленькую, а вокруг них важно крутится мальчик. Веселый смех, счастье, улыбки.
Вдруг веселые образы заменяются печальными. И снова плывут перед глазами воспоминания - горькая потеря мужа, тяжелая вдовья жизнь. На край света, в неизвестную Канаду, поехали на заработки ее дети. Уже сколько лет никаких слухов ...
Однажды вечером увидела она чужого мужчину у калитки, а сердце екнуло. Наверное, весточку принес от ее детей. Не подвело материнское чутье, дождалась. Хорошо живут ее дети, уже поженились, имеют своих детей. А дальний Виннипег стал им уже родным. А когда пошел человек, то еще долго в груди прижимала терновый платок, который передали ей в подарок. И перед глазами всплывали образы Марии, Стасии и Стефана. Как ласточки, вылетели они из материнского гнезда и уехали далеко, за океан. "Да еще хоть раз их увидеть", - молится материнское сердце.
Счастье, что осталось с ней – ее самая младшая дочь. Всю свою любовь она отдала ей, чтобы была счастлива. И не думала никогда, что страшной голодной ночью ее выгонят из собственного дома ... Да еще и кто? Ее дочь, ее последняя надежда.
"Идите, мама, в куда глаза, хоть в Канаду, потому что у нас нет ни крошки зерна, ни картофеля, ни фасолины", - остались кровавыми ранами в ее памяти слова.
Тихо скрипнула дверь, ее слабое тело силой выволокли в ночь сильные мужские руки. Куда идти? Да и зачем? Голова кружилась от голода, ведь она уже который день ничего не ела. А сердце терзала жгучая невыносимая обида, слезы заливали лицо. Хотелось упасть и умереть.
Но не суждено ей было умереть, было суждено пережить тот страшный мор, и еще долго, долго жить на белом свете.
Долго бродила по улицам и не заметила, как оказалась во дворе дальней родственницы Марии Держак. Но как идти, если у них и так нищета без нее? Хотя была когда-то Мария со своим мужем Василием первыми хозяевами на селе. Имели красивый дом, поле, большое хозяйство. И пошла вся работа впустую. Когда пришла советская власть на Западную Украину, добрых хозяев назвали кулаками, отобрав все, что было. Взамен дали старую развалюху. Впоследствии мужа Василия забрали навсегда, обвинив в действиях против тогдашней власти. Вот и осталась Мария в неполных тридцать лет сама, с тремя детишками на руках. Ни жена, ни вдова.
В доме зашевелились, услышав, что заскрипела стекло, или почувствовали слабый плач. Мария тихо вышла из дома и увидела под окном немощную фигуру. Разглядела вокруг - никого, только немая тишина и белая косынка светится среди страшного черного мрака.
Услышала шепот, слегка открыла глаза. А в доме убого и холодно. Чувствуется, как свирепствует и радуется голод. Но из всех уголков дома на него смотрят глаза, теплые, мягкие, добрые. От этих взглядов становится спокойно на душе. Ведь никто не гнал её, не презирал. А эта убогая хижина стала навсегда ее домом, родным.
Семья Держак жила бедно. Овощи не уродили из-за страшной засухи и еще с осени пришли "активисты" проверять, не спрятали ли где-то остатков урожая. Обшарили все хозяйство, забрав все до последнего. Даже веником подмели чердак, чтобы не осталось даже фасоли. Никто из них не обращал внимания на Марию, которая стояла в стороне с маленькими детьми. На ее лице застыл немой вопрос: чем завтра кормить детей?
Они едва пережили ту страшную зиму, думали, что умрут. Спасались, как могли. За огромный воз сена один хозяин дал маленькую тарелочку зерна. А за ведро картошки и буханку хлеба отдали весь хозяйственный инвентарь. Меняли на еду и последнюю одежду.
Кое-как дождались весны. Шли на поля, а там в пашни собирали полусгнившую сахарную свеклу и заваривали чай. "Паслись" на траве: ели калачики, собирали косточки из сливок. Рвали листья из липы, лебеды, терли в макитре и с того пекли "липынци". А как появились в лесу грибы, то собирали их, пекли на огне или в печи. Бывало такое, что и сырыми потребляли.
А когда уже начал созревать в поле хлеб, то рвали еще зеленые колоски, также терли в макитре и варили лемешку. Однажды приготовили полный котел, сели и думали, что все съедят, но съев по две-три ложки больше не захотели. То их Бог так спас, бесспорно. Тогда много людей в селе умерло, потому что они наелись досыта той лемешки.
Вот так и прожили всю жизнь вместе. Как талый снег плыли года, год за годом ... Трудились на земле, выращивали хлеб, которого, казалось им в тот голодный год, они никогда не наедятся.
Быстро сплыла жизнь, но так и не суждено ей было увидеть своих детей, обнять внучат ... Горькими слезами орошала она каждую строку писем, которые приходили из-за океана. Ласточкой полетела бы к ним, потому что разрывалось сердце от разлуки. Но так и не прижала она ни сына, ни дочери, навсегда остались они в чужой Канаде.
Материнское сердце не помнит обиды. Так и она, как только получит небольшой пакет из Канады и тихо, чтобы никто не знал, несет своей младшей дочери, которая не пожалела ее в тот голодный страшный 1947 год. Мать ее простила, но Бог не простил. Долго перед смертью ее дочь лежала парализованная, будто искупила на земле свой страшный грех.
Вечным сном на сельском кладбище спит Анна Халупьяк, спят и односельчане, свидетели страшного послевоенного голода.
Вечная память Вам! Пусть голодомор никогда не повторится.
История ... Горькая, жгучая, печальная. Но это история нашего народа. И о ней должны знать внуки, правнуки ... Весь мир.
9 
35413
Комментарии