Еду в тбилисском метро вечером 8 ноября.
— Руставели, — говорит диктор.
Однако поезд проезжает без остановки мимо пустой неосвещенной станции.
Выхожу на следующей, останавливаю такси — раздолбленный "москвич" с шашечками. Пожилой водитель разговаривает на ломаном русском.
— До Руставели не могу, — говорит он. — Не довезу метров сто до главпочтамта, потому что там перекрыто. Дальше разве что пешком.
В Грузии действует чрезвычайное положение. 7 ноября власть разогнала митинг оппозиции, а на следующий день президент Михаил Саакашвили объявил о досрочных президентских выборах 5 января 2008 года. Также пообещал вскоре отменить чрезвычайное положение.
Выхожу возле почтамта в 22.30 по местному времени. Здесь заканчивается проспект Руставели. Почтамт закрыт, хотя должен был бы работать.
Стоят железные ограждения и четыре пятнистых грузовика для перевозки солдат. Поперек проспекта — человек 50 спецназовцев в комбинезонах хаки. Все без оружия, даже без палок.
Прохожу мимо них. Меня никто не останавливает. Идет дождь. Тепло. Почти все магазины закрыты. Лишь в кафе одна клиентка, а в зале игральных автоматов — парень.
По проспекту туда-сюда ездят полицейские легковые автомобили — " тойо ты". Пробегает взвод военных в плащах-накидках, человек 20. Слышна команда в мегафон на грузинском языке.
Через несколько сотен метров — освещенный оперный театр. Висит афиша с портретом испанской певицы Монтсеррат Кабалье. Напротив, в подворотне, женщина продает сигареты, жвачку, орешки. Их и беру.
— Один лари, — говорит продавщица.
Русский и английский не понимает. К ней подходит солдат, покупает сигареты.
Прячусь в подворотне от дождя. Там уже стоят двое солдат. Иду к следующему — и там военные. Меня никто не трогает, ни о чем не спрашивает. Больше прохожих на проспекте Руставели нет. Только солдаты, и на каждом углу несколько полицейских в желтых плащах с надписью "Полиция" на латинице на спине.
Одинокая женщина под зонтиком заходит в подъезд — видимо, здесь живет.
На проспекте много разбитой плитки — как после оранжевой революции было в Киеве на Красноармейской. Вдоль всего проспекта старые широколистые платаны, еще зеленоватые, едва начали желтеть. Здесь каждые десять минут ездит туда-сюда грузовик с солдатами.
Какая-то тетушка бомже ватого вида, в дождевике, собирает по урнам бутылки. Обращаюсь к ней — она шарахается. Иду дальше. Театр имени Руставели, где работает знаменитый режиссер Роберт Стуруа. Перед ним — свежая канава, как будто для кабеля. Висят афиши: Шекспир, Кидиашвили. Театр закрыт, не освещен.
Еще через несколько сотен метров, возле каменного бюста какому-то грузину, два биотуалета. Подхожу к полицейским в желтых плащах. Спрашиваю на английском и русском, кому это памятник.
— А там же написано, — удивленно отвечают по-русски.
Говорю, что на грузинском не прочитаю. Двое поли цейских срываются с места и бегут метров 20 к памятнику. Быстро возвращаются.
— Ниноашвили, — докладывает один.
— Писатель, — объясняет второй.
Спецназовцы без оружия, даже без палок
Благодарю и следую дальше по проспекту. А вот и здание парламента. Вокруг пусто. Стоят металлические передвижные заборы, бьют фонтаны — штук 25. Это под дождем. Четыре желтых микроавтобуса украинского производства "Богдан". В них сидят солдаты.
Дальше — кинотеатр или ночной клуб, надпись на английском "Плаза". У входа — полицейский в желтом плаще. Хочу зайти. Скрещивает локти на груди, качает головой: нельзя.
Возле музея советской оккупации лежит груда плитки. Чтобы обойти ее, поднимаюсь на крыльцо здания. Вижу напротив станцию метро. Следую к ней. Солдаты из автобусов, полицейские по обе стороны проспекта смотрят, как я пересекаю его, но никто ничего не говорит. Метро закрыто, хотя на часах лишь 23.00. Это та станция Руставели, которую я час назад проехал без остановки.
В начале проспекта ярко освещена колонна со Святым Георгием вверху. В доме N2 можно обменять валюту. Курс выгодный. Слева от памятника Пушкину наконец вижу людей в гражданском: трое мужчин греются у огня, который развели из картонных коробок. Спрашиваю, они ли — оппозиция.
— Мы не власть и не оппозиция. Мы — народ! — отвечает на ломаном русском 47-летний Илия.
Спрашиваю: а где же оппозиция?
— Где? Нет! Кто в больницах, кого разогнали. Здесь такое было — хуже, чем в апреле 1989-го (тогда советские войска разгоняли митинг саперными лопатками и газом. — " ГПУ"), — Илия размахивает руками, повышает голос. — Газом травили... Так и передайте в Киеве. Но мы Украину любим больше жизни! — заверяет он.
На других улицах Тбилиси патрулей нет. Полиции тоже не видно. Тихо, спокойно. Прихожу в полночь в гостиницу без приключений.
2 
35413
Комментарии