25 августа исполнилось 70 лет академику, экс-нардепу Николаю Жулинскому. Именинник выехал из Киева на озера на Волыни.
— Я убежал, чтобы перебыть этот ужасный день, — говорит Николай Григорьевич по телефону. — Не хочу, чтобы люди мучались. Это же нужно цветы выбрать, подарок.
В Луцке — мой старший брат Станислав, дети покойного младшего брата Бориса — Оля и Андрей. Они как родные: Борис умер молодым, я заботился о них. Когда-то работал на Волыни на заводах — это мой родной край.
10 дней Николай Жулинский отдыхает на озере Свитязь, на базе университета "Гарт".
— Вода прекрасная, идешь медленно, и холодок поднимается. Угрей не ловил, мне жалко. Хотя в детстве много ловили окуньков, плотвы, верховодок. Мать жарила их в муке, мы ели их с головами и хвостами.
В детстве я мечтал о днях рождения. Никто их не отмечал, потому что мама не знала, когда я родился. Она с отцом ходила к верующим. В селе их называли штундами. Младенцев только святили в воде, не записывали. Говорит мама: "Разве я помню, когда ты родился? Вас у меня много". Нас было семеро ребят, двое умерли маленькими. Вспомнила, что тогда рожь жали, а картошку еще не собирали.
Я пошел себя в район записывать сам, где-то в седьмом классе. Думал: мечтаю быть писателем, поэтому поставлю себя в один день с такими выдающимися людьми, как Павел Загребельный и Владимир Дрозд. Если бы знал, что День Независимости придется на 24 августа, то записался бы 24-м, — смеется. — Делал так: с 25 августа до 19 декабря — зимнего Николая — объявлял празднованием моего дня рождения. Всем, кто приходил, говорил: "Давайте выпьем за меня здорового".
С женой Галиной Степановной живут 39 лет.
— Я старым парнем женился. Если бы это в селе было, меня бы забросали грязью. По окончании педучилища работал в селе Озерск Дубровицкого района Ривненщины учителем. Село было забитое: ни дороги, ни клуба, керосиновая лампа. Спал на скамье, как спартанец. На лето приезжал в Луцк к дяде и тете, там чувствовал себя городским. Но нужно было спрятать свое сельское непривлекательное прошлое. Научился танцевать чарльстон, носить штаны узенькие. Когда приходил с танцев — держался за дверные косяки, а дядя их с меня стягивал.
В Луцке был приятель Валентин, а у него сестра— школьница. Стали пересекаться в библиотеке в Киеве: я учился в аспирантуре Института литературы, а Галя поступила в политехнический. Когда нужно было ехать по распределению, понял, что не могу ее потерять. Сделал единственный правильный в жизни ход — женился на Гале.
Внуков прямых нет. Моя дочка Олеся не спешит нас осчастливить.
В отпуске пишет книгу "Моя Вторая мировая".
— Я графоман непоправимый. Возмутило заявление Дмитрия Табачника, что Великая отечественная — это не Вторая мировая. Для моей Волыни не имело значения: отечественная или мировая. Для них это была катастрофа, потому что каждый день ждали беды. Село наше трижды сжигали. Ночью могли прийти или советская партизанка, или польская советская партизанка, или кто-то из Армии Краевой, или УПА, или отряда энкаведистов. Книжку выдам в этом году.
35413
Комментарии