В маршрутке меня обозвали идиоткой — я кому-то наступила на ногу, когда автобус резко притормозил на светофоре.

На это слово память среагировала воспоминанием из детства. В соседнем парадном жила девочка Катя. Лицо у нее было какое-то нездешнее, она постоянно улыбалась. Даже когда ребята дразнили ее идиоткой. За глаза во дворе ее называли Катя-даун. Та девушка всегда гуляла с мамой. Сколько Кате лет, мы не знали. Ее мама старела, а Катя — нет. Мама похоронила свою дочь, потому что дауны долго не живут.

Где грань нормальности? Этого не знают даже психиатры. Кто был более нормальный —пацаны, унижавшие больную девочку, или она, блаженно улыбающаяся им?

Меня даже бреют ежемесячно

В столичной Павловке познакомилась с влюбленной парой — Олей и Диком. В дурку их сдали родители, когда детям исполнилось по 18. Они издают газету при центре реабилитации психически больных, пишут стихи и любят друг друга.

— Крыша для того и нужна, чтобы ехать по-хорошему, — говорит Оля. — Напишите, пожалуйста, чтобы родители не сдавали детей в сумасшедшие дома. Это больно, когда колют галапередол.

А еще болезненнее, когда людей загоняют в резервации психиатрических больниц. Одна из таких, на периферии, похожа на гетто с охраной из санит ар-качков. Они через окно в дверях наблюдают, как пациенты ходят в туалет. Говорят, с целью их же безопасности: чтобы суицида не было. Люди лежат в огромной палате на кроватях без постельного белья, гулять их не выводят месяцами. А старик с челюстью, которая выпадает каждый раз, как только он открывает рота, убеждает меня:

— Здесь хорошо. Нас кормят. Меня даже бреют ежемесячно. И не бьют совсем...

Говорят, устроить родственника в дурку проблематично. А может, и не нужно? Там колют галапередол.

×